– Да если бы и была, мадам, все равно у вас уже электричества нет.
И они рассмеялись.
– Желаю вам удачи, – сказал он вдруг, ни с того ни с сего, протянув ей руку.
И этот совершенно необъяснимый жест бесконечно согрел ее. Она принялась набивать вторую почтовую коробку одеждой, оставшейся от Томаса. Но вещей было слишком много, и она отказалась от своего намерения. Выбросила пустую смятую картонку вместе с его куртками, костюмами и рубашками в один из городских контейнеров для мусора, всегда стоявших на улице.
Потом написала адрес офиса, где работал Томас, на единственной почтовой коробке, которую собрала раньше. Не вложила в эту посылку никакого письма.
* * *
Настал час, когда увезли и ее инструменты. У нее не хватило сил поговорить с грузчиками. Ей было больно дышать. После того как рабочие сели в свой огромный фургон, она так и осталась сидеть на крыльце, в теплом воздухе, глядя на голый вяз, на пустой сад, на сиротливые прутья розовых кустов.
Протерев последний раз пол в доме, она села в машину, предоставленную ей хозяином гаража. И поехала в Шуази. Приняла ванну, включила стиральную машину.
* * *
Они отправились поужинать чуть дальше, на Марну. Но пришли слишком рано. Хозяин ресторана попросил их вернуться к половине девятого.
– А пока не хотите ли чего-нибудь выпить?
Жорж повернулся к Анне:
– Хочешь аперитив?
– Нет, мне пить не хочется. Странная какая-то сегодня погода, – ответила она.
– Душно.
– Душно и парит. Даже дышать трудно, правда?
– Загрязнение окружающей среды, – изрек ресторатор.
– Хотелось бы остаться на воздухе, – сказала Анна.
– Ладно, мы пока прогуляемся к Марне, – сказал Жорж хозяину ресторана.
И они ушли.
Они шагали по берегу, глядя на мерзкую реку, текущую у их ног.
Долина Марны – как, впрочем, и Париж – была до ужаса зловонной.
Тошнотворная смесь запахов человеческой деятельности: заводского дыма, выхлопных газов, табака, духов, пота и мыла – отравляла воздух.
– Знаешь, Жорж, эта ненормально теплая зима наводит на меня тоску, – сказала вдруг Анна.
Он взглянул на часы.
– Ну-ка, пойдем!
И они ускорили шаг. Она держала его под руку. Наконец они вышли на широкую площадь, окруженную голыми стенами. Он отворил дверь узенькой, как часовня, церквушки.
Слава богу, хотя бы здесь, внутри, стоял ледяной холод.
В нефе пахло ладаном и еще чуть-чуть мхом, плесенью, лесом и грибами.
Они с удовольствием уселись на плетеные стулья, однако скоро к ним подошел священник (облаченный в спортивный костюм) и попросил выйти – ему пора было запирать церковь.
– Церковь? Это сильно сказано, – прошептал Жорж.