Иные недобрым словом вспоминали командование фронта:
— Знают, поди, что мы здесь, чего ж не помогут. Нажали б оттуда, мы отсюда — и вот...
Сосед Павла по окопчику, высокий, краснорожий, с бородавкой возле носа, сплевывая, отвечал вопрошающим:
— Болит у них голова за нас. Кожна людина тильки за себе думае.
И бубнил:
— Продали нас. Гроши що не зроблять. Гроши вони...
— Эй, ты, замолчи, — оборвал его злобно Борис. — Что растрепался?
Тот ответил с издевкой:
— Ну и воюй, коли охота. У тебя, верно, ни двора, ни зерна.
— Замолчи, — уже привстав и схватившись за винтовку, крикнул Борис, — а то...
Краснорожий стрельнул на сержанта злобно глазами, глянул на Павла, отвернулся. Павел расслышал только ворчание, что-то вроде «погоди трошки»...
До Павла доходили голоса из соседних окопчиков. Один спрашивал:
— Чего ж авиации нет? Хотя бы какой истребитель прилетел.
Потом звонкий, почти юношеский голос:
— Неужели верно — у них такая сила? В штыки бы их взять со всех сторон.
Хмурый ответил:
— В штыки? Доберись до него со штыком.
И длинная, вполголоса, ругань. В нее красноармейцы вкладывали всю нерастраченную ярость.
Снова вопрос, снова ругань. Разрыв. Стон. Ругань. Разрыв. Шум кукурузы и вдруг крик:
— Танки!
— Танки! Обходят!
Дородный сосед вскакивает с такой быстротой, будто его подбрасывает земля.
— Танки! Пропали.
— Молчать! — крикнули в один голос сержант и Павел, но тот уже исчез в кукурузе. Бойцы вокруг вскакивали один за другим. Согнувшись, бежали вниз к реке. Павел поднялся тоже. Сердце его билось. В голове молниеносно пронеслось: «Связки гранат... бутылки с горючим... связки гранат... Что еще?»
Сержант сильно дернул его за плечо.
— Ну, нечего оставаться. Пошли. Быстро.
У реки на пригорке низкорослый, с перевязанной рукой генерал провожал отступавших насмешливой бранью. Командующий Пятой армией, теперь почти лишенный армии, он во сто крат лучше, чем бойцы, знал: сражение проиграно. Прорыв не удался. Для победы не хватило орудий, танков, снарядов, организации. Оставалось только драться, надеясь на чудо. Генерал не верил в чудеса. Ярость охватила его. Он забыл, что может приказывать, или сейчас не верил в силу приказа и грозил отступавшим маленьким кулаком левой руки.
— Удираете? Дуйте! Мы с артиллеристами останемся.
На нем сверкали нашивки. Генерал был в полной парадной форме. Он забыл об этом.
Он кричал бойцам как советский человек советским людям, своей ровне и товарищам. И многие невольно сдерживали шаг. Останавливались. Окапывались рядом с артиллеристами. Павел и Борис залегли в выбоине под холмом.