Мы прошли к лифту, поднялись на третий этаж, и, поблуждав немного, оказались в небольшом, уютном, прекрасно обставленном конференц-зале.
— Подождите меня здесь, парни, — исчезая, нежно проворковала ассирийка. — Только ничего не трогайте, плиз.
Последнее относилось к Голливуду, прятавшему в карман оборванный по дороге лист какого-то декоративного растения.
— Мичуринец, зачем тебе пальма? — удивленно спросил Веник, когда мы остались одни. — Здесь же Африка, здесь пальмы как в России сорняки.
— Лексевну выпишу — узнаешь зачем! — буркнул дядя Жора, припрятав трофей. — Обоснуемся, торговлишку заведем…
— Вот, вот она, неизбывная, вековая житейская мудрость русского народа! — с шутовским поклоном произнес Веник. — В нашем ботаническом деле главное корни побыстрей пустить. Лексевну выпишем, а там, глядишь, и Хунхуза подъедет — заживем дружным, тесным, кибуцем.
Всю дорогу он нагло клеился к Лисе, а теперь старался отделаться от главного конкурента. Это было важно, потому что ассирийка не являлась легкой добычей. В ответ на двусмысленные комплименты она, прямо в лоб, предлагала заняться садомазохизмом. Веник обламывался, хлопал глазами, но снова и снова шел на приступ — такой уж характер.
— Ты же говорил, у нее другое задание? — решил уточнить я. — Ты сказал, она нас в Америке ждать будет?
— А че там ждать? Возьмет и нагрянет как снег на голову. Любящее женское сердце — вещун.
— Сам ты вещун. Скажи честно, у тебя с ней что-нибудь было?
Он сделал круглые глаза и покрутил пальцем у виска:
— Я же не самоубийца. Нет, мы спали не просто отдельно, а на разных этажах, но даже это не стало для нее препятствием! Прикинь, однажды встретил в баре русского парня, выпили по-человечески, ну и, в результате, вернулся домой на рогах. На рогах, но культурно: тихонько открыл дверь, юркнул, как мышонок, в постель, и даже не разделся, чтобы не волновать хозяйку лишним шумом.
Что ты думаешь? Утром просыпаюсь, тихонько иду в душ и обалдеваю — на теле ни одного волоса! Представляешь, ни единого! Все побрила, пакость, пока спал…
— Зачем?! — в один голос прозвучали мы с Голливудом.
— Ну, от пьянства отучала. С подтекстом, что, мол, случись война, я был бы уже мертвый — так крепко спал. Милитаристка же, дура…
— Бабу надо в строгости держать, — сочувственно закивал головой любимый ученик Тимирязева, — а иначе беда. Вот, помню, у нас на зоне…
Тут в зал вошла Лиса, под ручку с каким-то плешивеньким, плюгавеньким, но шикарно одетым типом.
— Ах вот они, вот они наши незабвенные герои! — с порога заголосил тип. — Приятно и радостно лицезреть соотечественников, проявивших, так сказать, доблестное мужество в неравной борьбе с общим, так сказать, коварным и беспощадным врагом.