Одна пронзила шею, разорвав артерию и вызвав фонтанирующий выброс крови, другая воткнулась в грудь и вышла между лопатками.
Убитый зашатался и тяжко грохнулся навзничь, открыв лунному свету слегка подрагивающие, молочно-белые, забрызганные черной кровью ноги девушки.
“ТОРОПИТЕСЬ, КОСТЕР УГАСАЕТ”, - заметила жрица.
Но мужчин уже не нужно было подбадривать. Они успели смириться с ожидавшей их неизбежностью — вперед выступило сразу несколько человек.
Опередил всех горбун, скрюченный как прилепившееся к горному склону дерево.
“Я ЗНАЛ МНОГО ЖЕНЩИН. - с гордостью заявил он. — Я ЕДИНСТВЕННЫЙ МУЖЧИНА В РОДУ И ДОЛЖЕН ОСТАВИТЬ ПОТОМСТВО. РАНЬШЕ МНЕ ЭТО НЕ УДАВАЛОСЬ, ЗАТО СЕЙЧАС Я ПЕРЕПОЛНИЛСЯ СИЛОЙ. СЕЙЧАС У МЕНЯ ПОЛУЧИТСЯ!”
“ИДИ И ПОКАЖИ СЕБЯ”, - ответила маска.
Горбун ринулся вперед и, взгромоздившись на окровавленный торс предшественника, приник к влажному телу.
Едва мерцающий занавес окутал соединившиеся живые и мертвое тела, маска протянула красиво очерченные, оголенные руки к Луне и запрокинула чеканное металлическое лицо.
“О, НЕРОЖДЕННАЯ И НЕРОЖАВШАЯ МАТЬ, ПОЗНАВШАЯ БОГА, ОБРАТИ СВОИ ЗВЕЗДНЫЕ ГЛАЗА НА СВЯТУЮ ЗЕМЛЮ. УЖЕ РАСКРЫЛАСЬ ПАШНЯ И БРОШЕНО ПЕРВОЕ СЕМЯ. ДАЙ СИЛУ РАСТЕНИЮ, СОТВОРИ ВИДИМОЕ ИЗ БЕЗЛИКОГО, ТЕЛЕСНОЕ ИЗ БЕСПЛОТНОГО — НАЧНИ БЕСКОНЕЧНУЮ ЦЕПЬ ПРЕВРАЩЕНИЙ, ЧТОБЫ СБЫЛОСЬ НАЧЕРТАННОЕ, И ИСПОЛНИЛОСЬ СКАЗАННОЕ, И СЛУЧИЛОСЬ ВСЁ, ЧЕМУ СУЖДЕНО.
ВОПЛОТИ БОЖЕСТВЕННЫЙ ДУХ В ТЕЛЕ, ЧТОБЫ ОН ВОШЕЛ В МИР ЛЮДЕЙ И БЫЛ ЗДЕСЬ, ПОКА БУДУЩЕЕ НЕ СТАНЕТ ПРОШЛЫМ”.
Вторя ей, жертвенная чаша выплеснула в небо сладострастные стоны, подхваченные возбудившимся эхом. Торжествующие звуки вознеслись к Луне — планета следила за происходящим с той же жадной завистью, что и дрожащая от нетерпения человеческая стая. Завороженные песней зарождающейся жизни, люди вросли в землю и стали частью ожидавшего их мира камней и деревьев — мира, из которого они когда-то вышли, и куда им теперь предстояло вернуться…
Удар пущенной с близкого расстояния стрелы отбросил тело на несколько шагов и опрокинул навзничь; на обращенном к сияющему светилу лице трупа запечатлелась жуткая гримаса от только что испытанного наслаждения — последнего в жизни.
Пленники теперь торопились поучаствовать в игре, и один за другим падали от точных выстрелов; площадка возле жертвенника превратилась в подобие бранного поля.
Наконец в живых остался один — внешне ничем не примечательный, больше походивший на шута, чем на воина. Он с тоской смотрел на догорающий костер, снова превратившийся в алую точку, и не двигался с места.
“НЕ ХОЧЕШЬ ЛЕГКОЙ СМЕРТИ?” — спросила маска, взглянув на него, а затем на перепачканную кровью, покачивающуюся от усталости, но всё ещё ждущую девушку.