— Не корысти ради, а просто эту суку китайскую не перевариваю. Банзай!
— Что банзай-то? Piece of shit, а не банзай.
Мы свернули в боковой коридор, дошли до откидной скамеечки, где я еще недавно испытал сладость первого признания, и приказали компьютеру выпустить нас наружу. Железяка подчинилась, распахнув нам тугие объятия штормового ветра. Погодка, как и предупреждала Лиса, не благоприятствовала любви: море кипело и ходило ходуном, а багровый горизонт светился злорадной улыбкой наславшего потоп библейского Бога Яхве.
Стараясь подставлять ветру спины и бока, мы добежали до пузатых спасательных шлюпок. Судя по виду, рассчитаны они были человек на двадцать; вдвоем с такой громадиной мы бы не управились. А плотиков под их грузными оранжевыми телами не оказалось.
— Надо лезть наверх! — крикнул я, показав на вертикальную металлическую лестницу, ведущую на верхнюю палубу.
— Псих ненормальный! — маркиз сделал жуткие глаза и покрутил пальцем у виска. — Вдруг там турбулентность? Бежим пить кофе!
— Нет, надо решить окончательно! — я схватился за поручни и начал подниматься, но партнер поймал меня за штаны.
— Тыковку простудишь. Бежим окончательно, а решим когда шторм утихнет! — он достал из кармана желтые бумажные клочки и демонстративно разжал кулак, — Вот так будет с каждым, кто окажется на моем пути.
Если во время спора с тебя начали снимать брюки, лучше его прекратить; я спрыгнул, и мы побежали обратно.
Хунхузы в предбаннике уже не было.
— Жаловаться поползла, сколопендра, — презрительно сказал Веник, когда мы зашли в кабинет.
— Сам виноват! Нечего было выпендриваться, — я включил кофеварку.
— Так что я могу поделать, если талант. Не в землю же его зарывать, — он подобрал с пола бумажный кубик и вдруг ошалело спросил, — Ты отсюда бумагу брал?
— Какую бумагу? Когда? — удивился я.
Мне продемонстрировали верхний, синий как небо лист.
— Ну, и зачем вы ейной мордой другому человеку в харю тычете? Ничего я не брал.
Де Садур застонал:
— Убить мало косоглазую тварь!
— Да ты о чем?! — я не понял, что произошло, но уже почувствовал противный холодок в животе.
— Об уравнении Засранского, о чем же еще!
— Но ты же его выкинул, этот лист…
— Смотри! — он развернул кубик ребром и провел ногтем по разноцветным корешкам. — Зеленый, желтый, красный, синий, зеленый, желтый, красный, синий. А у нас — синий. А уравнение было на желтом!
— Может, заводской брак?
Веник написал что-то на провинившемся листе, оторвал его от остальных и показал мне поверхность следующего — зеленого.
Покрутив кубик под разными углами, я нашел там едва заметный, прерывистый след, оставленный неровными краями обломанного грифеля.