Как я и ожидала, звезда отказала перед самым выступлением, заменила себя неизвестной, но довольно талантливой особой. Девушка пела всё: от новомодных хитов, до русских народных песен. Угодила всем. Еще бы! За такой гонорар и я бы стала петь, даже не имея голоса.
Потом — застолье, банкет и разговоры по душам, да о жизни. Анька подсела поближе ко мне, будучи уже далеко подшофе, прошептала:
— А шеф-то от тебя без ума. Тсс! От такой красотки, грит, я бы не отказался. Сама (ик) слышала. Вот так-то…
— Да ну тебя, Анька! Он мог про любую так сказать, вон хотя бы про ту девчонку, что весь вечер по сцене прыгает. Или про тебя. Ты у нас тоже очень даже ничего, — попыталась я отвязаться от неприятного разговора с подвыпившей секретаршей.
— Вот именно — НИЧЕГО! Я к нему уже целый год подбираюсь, и ничего… Вот ты скажи, чего им надо, мужикам? Вроде все при мне, а не замечают…
— Так, может, у него кто-нибудь есть…, - пожала я плечами.
— Никого у него нет! Я поняла, он же того… Точно! Не той ори. ри…ен…тации, — едва выговорила она.
— Угу… ни той и не этой. Набралась ты подруга и несешь всякую чушь! — попыталась я все же отвязаться от Аньки. Встала, чтобы отыскать Марию Сергеевну и попрощаться. Мне уже пора было домой. Вечеринка плавно превращалась в пьянку, и все меньше хотелось наблюдать за нравственным падением коллег.
Разыскивая начальницу, не заметила, как шеф оказался возле меня:
— Катя, можно вас пригласить на танец? — Виктор Алексеевич вопрошающе смотрел трезвым взглядом. Но после слов секретарши очень не хотелось еще и сплетен с её стороны, поэтому я вежливо отклонила его предложение, сетуя на головную боль и на то, что мне уже пора домой.
Возможно, он еще напросился бы в провожатые, вот тогда, не знаю, что пришлось бы придумывать. Но в этот момент к Виктору Алексеевичу подошел один из его друзей и повис на нем, что-то зашептал на ухо заплетающимся языком. Воспользовавшись моментом, я сбежала, отыскала Марусю и, откланявшись, выпорхнула на улицу.
Москва встретила яркими огнями и шумом летящих по "Ленинградке"* машин. Поежившись от вечерней прохлады, потопала к метро. Через полчаса оказалась в домашней тишине.
— Роки, я дома, — позвала крысенка, но не услышала ответного шуршания и топота его шустрых лапок. Обычно он встречал меня, когда оставался на целый день в одиночестве — скучал. Я забеспокоилась и, не переодеваясь, принялась искать Рокфора, заглянула по всем углам — его нигде не было.
— Малыш, где же ты? Я принесла тебе вкусненькое. Роки!
Меня заполнила тревога и неясные воспоминания — улица, крысеныш, перевернутая повозка…