Ее вампир осторожно, тихо укачивая, держал девушку в своих руках. Так, словно та — всего лишь уснула, и нежно перебирал пряди ее волос, терпеливо ожидая момента, когда он сможет прошептать слова заклинания. Те самые, что сама старуха когда-то сообщила Михаэлю, зная, что помогает себе, отдавая древнее знание.
Сейчас, наблюдая за тем, как этот вампир, помешанный на боях, столь бережен с Каталиной, с каким трепетом он отдает ей свое дыхание, разделяя существовании и силу, ведьма была довольна.
Все шло по плану. Так, как было задумано. И почти идеальным был расклад.
Оставалось устранить одну мелкую, досадную помеху.
Она старалась, чтобы он не ощутил этого. Действительно, очень старалась.
Но смешно было даже пытаться тягаться с тем, кто прожил более тысячи лет.
Лилиана знала, что Теодорус чувствует то, что терзает ее.
Но не желала разговаривать об этом. Не потому, что не хотела бы разделить с ним все. Просто не находила слов, чтобы облечь в них неясную тоску, которая снедала ее изнутри.
Это чувство нарастало исподволь, постепенно.
Казалось непонятным, несущественным томлением, когда Лилиана открыла днем глаза, выплывая из сна.
Словно след от кошмара, который и вспомнить-то было невозможно.
И она почти забыла об этом ощущении, растворяясь в нежности Тео, упиваясь счастьем, о котором и не мечтала никогда. Наслаждаясь каждым прикосновением рук любимого, каждым его движением и жаркой, влажной лаской губ, забывая обо всем, что было кроме Теодоруса.
Даже не вспомнила, когда лежала в его руках в теплой воде, позволяя Тео намыливать свои пряди, и в обмен на это, мыть его волосы. Словно бы случайно, попадая ароматной пеной ему в лицо.
Испытывая безумную радость от чуть удивленного, перемешанного с урчанием, смеха этого мужчины.
Но стоило ему лишь на минуту отойти, оставив Лилиану, закутанную в огромное махровое полотенце, сидеть на кровати — и это ощущение, с троекратной силой набросилось на нее.
Словно гиена, поджидающая, пока насытится лев, чтобы разорвать добычу.
И в этот раз, избавиться от тоски оказалось невозможно.
Она так глубоко вонзила в нее свои ядовитые зубы, так крепко сжала на сердце Лилии изогнутые когти, что и двинуться лишний раз было страшно. Потому что казалось — каждое движение приближает к чему-то ужасному.
К бездне, из которой нет возврата.
Глубоко вздохнув, она прижала струны дрожащими пальцами, и поднесла смычок, стараясь повторить проигрыш из нескольких нот, которые ей показывал Шен.
Нельзя было позволять этой хандре и депрессии захватывать над собой власть. Следовало сосредоточиться на счастье, которое окружало ее.