Сначала я пробовал протестовать, но начальник летной части Черкашин убедил меня, что годок-другой полетать инструктором - очень полезное дело. За это время отточишь, мол, получше летное мастерство, познаешь до тонкостей самолет. Скрепя сердце, я согласился с Черкашиным.
Вскоре дали мне курсантов - юношей чуть помоложе меня, а некоторые среди них были и моего возраста. Стал я обучать их пилотированию на самолете У-2, а позже на Р-5.
Летать приходилось много. В моей группе было десять курсантов, и с каждым надо было вести нелегкую, кропотливую работу. По вечерам, в свободное время я садился за учебники, потому что чувствовал, что мне не хватает теоретических знаний: иной раз хочешь поглубже разобрать ошибку, допущенную курсантом, а знания не позволяют, и приходится ограничиваться общими замечаниями и неглубоким разбором. Я понимал, что от такого поверхностного анализа ошибок пользы очень мало и старался как можно скорее повысить свой уровень теоретических знаний.
Через год мои друзья по аэроклубу приехали из военной школы летчиков в отпуск - загорелые, крепкие, в новенькой летной форме. Я, конечно, с завистью смотрел на них и переживал, что я такой "неудачник".
Когда мои однокашники уехали, я еще сильнее загрустил по военной школе летчиков. Чтобы хоть как-то развеять невеселые думы, я весь ушел в работу со своими питомцами. Мне удалось хорошо подготовить их к выпуску, и начальник аэроклуба Баранов объявил мне благодарность. От его крепкого рукопожатия, от его слов: "Своей работой вы вносите достойный вклад в оборону страны", было тепло на душе. И все-таки...
- А когда вы меня в военную школу направите, товарищ начальник?
- Неисправимый ты вояка, Голубев, - засмеялся он. - Потерпи, дружок, потерпи! Придет срок - направим.
Как-то солнечным весенним днем, когда я разбирал полет одного из курсантов, неподалеку раздался чей-то голос:
- Голубева никто не видел?
- В чем дело? - откликнулся я.
Ко мне подошел дежурный по аэроклубу.
- Вас вызывает начальник летной части. В кабинете у Черкашина я увидел своего командира звена Стародубцева и секретаря комсомольской организации бывшего моего инструктора Лопостейского. Лица у всех были необычные, в глазах какая-то торжественность. Сразу понял: сейчас произойдет что-то важное.
- Ну как, Голубев, жизнь молодая? - спрашивает меня Черкашин.
- Нормально! Летаю помаленьку.
- Помаленьку? Что ж тебе, день и ночь летать, что ли?
- Так это же не от меня зависит. Разрешите - буду день и ночь летать.
- И разрешим! - торжественно произнес Черкашин. - Только... Словом, вот что, Голубев, есть одно место в Херсонской летной школе. Согласен?