— Мне кажется, — упрямо продолжил Роман, — что я не давал вам повода для сомнений.
Инна выпила, чуть прикрыв глаза,
— Еще, — попросила, приподняв рюмку.
Они говорили много и о разном, Инна была оживленной, глаза у нее загадочно мерцали, и Роману вдруг нестерпимо захотелось сказать ей что-нибудь очень доброе, ласковое. Но нужные слова не находились, и он смущенно молчал, лишь короткими фразами поддерживая разговор.
— Выключите верхний свет, — попросила Инна, — при бра будет уютнее. Вы знаете, для чего придумали бра? Чтобы тихим сумраком отделить реальное от желаемого. Не очень понятно? Вам следует выпить, и все станет проще.
— Мне не хочется. И так хорошо. Может, и вам не надо столько? — предостерег он.
— Надо, мой стеснительный рыцарь, надо.
— Вам не идет...
— В самом деле? А Борис Маркович говорил, что у меня это красиво получается. Вы знаете, кто такой Борис Маркович?
— Нет, и не хочу знать. — У Романа начало портиться настроение.
— Это было недавно, это было та-ак давно...
— Я же сказал — не хочу слышать. В истории есть такой термин: до исторической эры. Там было много неясного, на заре человеческой жизни. Так вот, будем считать, что у вас тоже была такая эра — до меня...
— Вы благородны, Роман, это сейчас редкость. А я хотела вам все-все начистоту.
Роману был неприятен этот разговор. Что за странная манера — то слова о себе не проронит, то хочет исповедоваться?.. Но чужие секреты — нелегкая ноша. Они могут лечь увесистым камнем на тонкую ткань отношений человека к человеку. И кто знает, как пройдет такое испытание на прочность? Конечно, у Инны есть свое прошлое, но какое ему, Роману, до него дело? Да и не любил Роман копаться в тайнах, принадлежащих другим. Отец всегда говорил, что один из необходимейших элементов порядочности — умение не лезть в чужую жизнь.
— А кассета, между прочим, отбарабанила свое, — напомнила Инна.
Роман, задумавшись, не заметил, что кассетник замолчал.
— Сейчас мы поставим нечто из современного репертуара, — бодро сказал он.
Музыка была странной — бурной, волнующей, грозно спокойной, до невероятности просторной. Она заполнила собой всю комнату, и Роман сам себе показался маленьким, беспомощным перед ее необъятностью.
Инна равнодушно прислушалась:
— Что-то незнакомое...
— Опера «Иисус Христос».
— Вы что, тоже в религию ударяетесь?
— Связи между этой оперой и религией весьма относительные. Кстати, почему «тоже»?
— Был у меня один знакомый чудик — помешался на иконах. Мог часами о них рассказывать.
— Хорошее увлечение, — серьезно сказал Роман. — Ведь многие из старых икон — настоящие шедевры живописи. А почему вы так странно говорите о своем приятеле? Вы что, поссорились?