— Говорю вам, иной день полтора десятка звонков... Только трубку положишь, отойдешь по делам и снова мчишься к телефону — звонят.
— Анечка, дорогая, вы мне хоть скажите кто? Ведь называют они себя, да?
— Из редакции часто. Эти не просят, а требуют. И так, знаете, безоговорочно: «Сестра, вы понимаете, что с вами говорят из редакции? Не имеет значения? То есть как это не имеет значения?» Анечка смешно изобразила скороговорку редакционных журналистов: фразы произносятся быстро, с чуть приметным апломбом, возражения заранее исключаются.
— Узнаю коллег по почерку, — рассмеялся Андрей.
— Еще звонили молоденькие ребята, по голосам слышно. И называют себя в молодежном стиле: Мишка, Елка... Елка, кстати, всхлипывала, когда узнала, в каком вы состоянии. Я ее утешала... А она вдруг между своими всхлипами ка-ак сказанет: «Я этих гадов додавлю...»
— Ух, Елочка! — Андрей ясно представил и Елку и то, как она ругается. — Взрослой становится!
— А с вашим главным редактором Людмила Григорьевна несколько раз разговаривала. Я знаю только, что она передала вашу просьбу ничего не сообщать родителям.
— Да, да, у мамы плохо с сердцем, волнения ей ни к чему...
— Главный редактор сказал: родителям позвонили о том, что вы срочно уехали в длительную командировку.
— Можно и так считать, уехал, надолго ли?
Андрей намеревался еще кое о чем расспросить сестричку, но их прервали:
— Вы всегда так подробно информируете Андрея Павловича?
Они не заметили, как в палату вошел Ревмир Иванович.
— Ой! — Спасительное «ой» в устах Анечки содержало тысячи оттенков. — Вы... Мы...
— Ничего, Анечка, — хорошо улыбнулся Ревмир Иванович. — Андрей Павлович чувствует себя гораздо лучше, и ему приятно, что друзья не забывают. Точно, Андрей Павлович?
— Еще бы!
Андрей поздоровался со следователем, пригласил располагаться. Анечка, сославшись на срочные дела, убежала. Она была рада, что следователь не рассердился. Ревмир Иванович не раз просил ее никакими рассказами не волновать больного. «Вы понимаете, никакими!» — с нажимом подчеркивал он. А она забылась, нарушила свое обещание. Хорошо, если Ревмир Иванович не пожалуется Людмиле Григорьевне. Настроение у нее улучшилось бы, если бы она слышала, как следователь сказал Андрею.
— Хорошая девушка Анечка. Чистая и добрая. А ведь сколько горя и слез видит! Такими и должны быть медицинские сестры. Сестра, сестренка... Точное, теплое слово! Родной человек, который в трудную минуту с тобой, видит тебя разным. Мужчине не очень приятно, когда он слабый и беспомощный. А перед сестрой за слабость свою не стыдно, ей можно довериться...