Отдохнувший за несколько секунд Прохоров теперь весело относился к тому, что в чине капитана уголовного розыска поучал академически образованного начальника Сосновского лесопункта, умеющего чертить такие чертежи, которые казались напечатанными в образцовой типографии, но не слыхавшего о том, что происходило в лесосеке в декабре прошлого года.
— Именно в морозные дни, — сказал Прохоров, — Евгений Столетов понял, как резко занижено плановое задание бригады…
Положение было определенно комическим.
— Бог с ними, с декабрьскими морозами! — сказал он. — Меня больше интересует такой факт… Почему девятнадцатого, двадцатого и двадцать первого мая выработка на лесосеке выросла до двухсот пятидесяти процентов? Есть же связь между происшествием двадцать второго мая и тем, что в эти дни выработка возросла почти в три раза? Что вам известно об этом?
— Ничего! — после длинной паузы ответил Сухов. — О такой высокой производительности труда мне ничего не известно…
Кажется, инженер Сухов начинал понимать, как серьезно дело, почувствовал, какой прочной и тревожной связью соединяется его кабинет с полотном узкоколейной дороги, на обочине которой белеет похожий на череп камень. Он был умен, этот инженер Сухов, и ему хватило характера для того, чтобы подняться с места, подойти к капитану уголовного розыска и спросить:
— Чем я могу теперь помочь вам, товарищ Прохоров?
— Выяснить, что произошло на лесосеке в эти три дня, — подумав, ответил Прохоров, хотя не верил в то, что Сухов поможет. — Гасилов, как вы понимаете, скрыл от вас итоги работы трех майских дней… Да и мы добрались до них не сразу…
«Надо реально отрабатывать собственное право на существование, — думал, уходя, Прохоров. — Без ежедневной пользы, наверное, такого права у человека не должно быть».
Почувствовав, что ему будет трудно сразу перейти из кабинета Сухова в шумное помещение бухгалтерии, Прохоров несколько минут стоял в гулком коридоре. Опять закрыл глаза, задерживал воздух в легких, одним словом, все делал так, как советовали йоги и их поклонник майор Лукомский. Он постоял в пустом коридоре минут пять, то есть до тех пор, пока не почувствовал себя способным действовать решительно, умно, хитро и ловко. Он посмотрел на часы, убедившись в том, что до обеденного перерыва осталось ровно десять запланированных минут, вкрадчивым шагом пересек коридор.
Придав лицу легкомысленное, фатоватое выражение, одернув полы пиджака и поправив галстук, Прохоров осторожно открыл дверь в бухгалтерию, бесшумными шагами вошел в комнату, где сидели три женщины. Выполняя свой коварный план, он невразумительно поздоровался сразу со всеми, а глядел только на Анну Лукьяненок, мало того, он подошел к ней, взял ее руку, медленно поднес к губам и поцеловал.