— Всем свободным от полетов летчикам и техникам — вооружиться лопатами и ломами. Будем рыть щели за стоянками самолетов. Первая эскадрилья!..
Сказать, что копать землю нам нравилось, я не могу. Может, потому, что не очень верили в возможность вражеского налета, да и слухи, солдатский телеграф, ходили, что недолго нас здесь держать будут. Все рвались бить врага, хотелось настоящей боевой работы. Во всяком случае, как только наши летуны увидели комиссара — майора (впоследствии подполковника) А. Г. Павлова, к нему тут же выслали делегацию. Дескать, заняты мы на строительных работах, используют нас не по назначению.
— Нам учиться воевать нужно, — рассудительно сказал капитан В. А. Устюжанин, — материальную часть изучать.
— Хитрецы, — улыбнулся Павлов. — Ждите меня, приказ остается в силе.
А через три минуты комиссар вернулся:
— Есть, братцы, дело, — сказал он. — Машина с моторами, запчастями для наших Ли-2 пришла. Надо разгрузить. Заодно и матчасть изучите. Начштаба дозволил. Пошли, а?
И неторопливой походкой двинулся к машине, стоявшей у полковой каптерки. Комиссара мы любили. Выше среднего роста, крепко сбитый, спокойный и рассудительный, он быстро пришелся всем по душе. К людям такого ранга присматриваются внимательно. Но Анатолий Георгиевич делом и словом доказал, что ему не зря доверили эту партийную должность. Он был своим у летчиков, потому что отлично летал, у техников — потому что в авиационной технике для него секретов не было. К тому же ненавязчиво, легко он умел спорить с людьми, разными по званию, возрасту, разными по характеру. Его и любили за эту мягкость и простоту.
Последние ящики с запчастями втиснуты на стеллажи, моторы поставлены под крышу.
— Перекур, — объявил Павлов. — Ай да мы, молодцы.
И подсел к нам, техникам. Откинувшись назад, сладко прищурился, подставляя лицо солнцу.
— В деревне у нас уже сеять должны, — сказал он, — Теплынь-то…
— Где твоя деревня? — поднял на меня глаза старшина Василий Милюков.
— Под Малоярославцем, — сказал я, — Лыково.
— Под немцем?
— Освободили к апрелю.
— Милюков, а ты-то откуда? — Комиссар больше еще щурился на солнце. — Где семья? Пишут?
Каким-то шестым чувством он чувствовал человеческую боль и готов был прийти на помощь.
— В Белоруссии мои все остались, — тихо сказал старшина. — Лютует там фашист. Вестей с первого дня войны никаких нет.
— Кто еще не знает о своих родных?
— Я не знаю, — сказал старшина К. П. Родин. — Отец собирался в партизаны, а что с семьей — неизвестно. Мы в пригороде Орла жили. Тоскливо, когда ничего не пишут, товарищ комиссар.