— Ваш келейник Федор заливал в лампу керосин и по невнимательности пролил его на пол. И сам не заметил, что пролил, а потом стал зажигать лампаду перед иконостасом. Но она не загоралась, и Федор обжег себе пальцы, бросил непотушенную спичку на пол… Все и полыхнуло. Увидев огонь, ваш келейник, вместо того, чтобы его потушить, с перепугу сразу побежал звать на помощь. Все ваши личные вещи, спасенные при пожаре, я приказал перенести в мою келью и надеюсь, что вы не откажитесь воспользоваться моей скромной кельей, на время, пока отремонтируют ваши покои. А я с вашего позволения займу более скромную келью, — смиренно закончил свою речь Иов.
Настоятель монастыря Филарет, шагал через монастырский двор со стеганым одеялом под мышкой. Он направлялся к входу в котельную. Паломников в этот поздний час у дверей кочегарки уже не было. Подойдя к двери, ведущей в котельную, Филарет прочел разрешительную молитву:
— Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешного тот, кто в келье…
— Нет никого, — раздался из-за двери недовольный голос истопника.
— Как же нет, когда ты разговариваешь со мной, — удивился настоятель.
— А так, ветер вон тоже свистит, а ты его хоть раз видел? — раздался из-за двери все тот же недовольный голос.
— Ну, ты как хочешь, — сказал настоятель, — а я все-таки войду.
И он открыл дверь и вошел в котельную.
Отец Анатолий сидел на своем обычном месте, а именно на куче угля и смотрел на вошедшего настоятеля. Лицом и руками он был черен, как настоящий зулус, видимо истопник специально перемазал себя угольной пылью.
— Ты чего это так вымазался? Сам на себя не похож, — спросил изумленный настоятель.
— Это батюшка у меня пожар был… погорел я… все имущество мое сгорело. Сам еле живой остался, — весело сообщил истопник.
— И не совестно тебе надо мной насмехаться? Я, между прочим, твой начальник, — строго сказал Филарет.
— Господь прибежище мое и Спаситель мой, кого убоюся?.. — заныл старец.
— Да я не про то, — оборвал его настоятель.
— И я не про то, — улыбнулся истопник.
— Вот что я скажу тебе, отец Анатолий, — начал свою речь Филарет, — никогда я об игуменстве и не мечтал, всю жизнь хотел жить в пустыни, подвиг отшельнический на себя принять. Пожар этот, над которым ты все надсмехаешься, думаю, знаком мне был, чтобы начал я подвижничество. Ты как считаешь?
— Пути Господни неисповедимы! — отвечал истопник.
— Вот, пришел я к тебе, чтобы келью твою с тобой разделить, пока мою после пожара починят. Примешь?
— Мы люди простые, у нас умишко маленький. Ты настоятель, тебе и решать, — кротко ответил истопник.