Но однажды я вздрогнул. Экзекутор прибежал и сказал, что приехавший из Питера князь Вяземский и губернатор требуют меня сей же час к себе. Все-таки язык у меня порою чесался и мурашки по спине бегали…
* * *
Князь Вяземский выглядел как жаба, преисполненная сознания собственной важности настолько, что едва не лопается от этого. Он слегка кивнул головой в ответ на мой поклон и бесцеремонно воззрился на меня.
-- Так это и есть ваш второй Барков? Барков хоть выглядит веселым пьяницей, а сей бумагомаратель какой-то унылый ярыжка. Ну ладно, проверю его, и если подойдет, заберу. Императрице будет веселее с двумя такими шутами. Ну, милейший, сымпровизируй-ка мне что-нибудь неприличное.
Я внутренне весь похолодел, почувствовав, что сейчас все может сорваться. С другой стороны, я весь кипел от ярости: в свое-то время я перед такими надутыми индюками не кланялся. <<Ну что же!>> — подумал я, <<Сам нарвался!>>
Питерский пришел индюк,
Он в паху-то весь протух,
Кровью порченой кичится,
Над науками глумится.
Ты не станешь уж дурее,
Если мозг будет жижее.
И науки, как дурман
Для того, кто сам — кабан.
Князь взвыл:
-- Хам! Сволочь! Ты что меня оскорбляешь? — и замахнулся на меня кулаком.
Я успел уклониться от удара, князь растянулся на полу, а я приговорил классическую приговорку:
Не майорска, сударь, честь,
С кулаком да в рыло лезть!
-- Какой я тебе <<сударь>>? Какой майор? Я камергер ее величества и светлейший князь!
Князь схватил трость, я выхватил шпагу, чтобы отбивать удары, и по какому-то наитию заорал:
Я не твой, князек, холоп!
Мой начальник больно строг.
И коль нужно наказать,
Лишь ему располагать!
Удар я отбил, и раздался громовой голос генерала, на которого я не смотрел:
-- Немедленно прекратить! Чиновник прав: лишь я волен его наказать! Антон Петров, отдать шпагу!
Я подчинился. Генерал позвонил, вошли слуги.
-- Зовите караул.
Когда пришел караул, он гневным голосом приказал:
-- Возьмите сего буяна и немедленно посадите в самую лучшую камеру темницы! Я с ним разберусь!
Камера действительно оказалась самой лучшей: сухой и чистой. Через час зашел начальник караула и объявил, что на первый случай мне дали месяц строгого ареста на хлебе и воде. <<Ну, это не самое худшее!>> — подумал я и повалился спать.
Наутро дверь камеры отворилась, и вошел кат. <<Значит, все, что было насчет ареста, лишь комедия! На самом деле сейчас начнут вздевать на дыбу из-за ругательств по поводу императрицы, которые я так старательно переписывал!>> — с дрожью подумал я.
Кат, неожиданно для меня, приветливо поклонился и сказал: