Избушка была малюсенькая, но теплая, и мне показалась очень уютной. Ручеек с чистой водой тек поблизости. Место все более привлекало меня.
Когда я выяснил, сколько Питер зарабатывает за месяц, я предложил ему вдвое больше, если он сдаст эту избушку мне на два месяца и будет раз в неделю подвозить мне еду, а в другое время вообще не появляться. Мне, дескать, нужно поразмышлять и покаяться в грехах в одиночестве, чтобы суета не отвлекала.
Я просто наслаждался покоем и тишиной. Я не брился, но регулярно мылся, благо дров было более чем достаточно. С собой я захватил две книги, одну научную (том Лейбница), а другую — тупейший, зато толстенный, немецкий рыцарский роман, больше всего похожий на выродившегося дитятю <<Смерти Артура>>. Поскольку здесь не было опасности, что кто-то подсмотрит, а Питер все равно не знал ни русского, ни математического языка, а я прихватил грифельную доску, я отводил душу тем, что записывал на ней в терминах моего времени свои мысли, а потом без сожаления стирал. Что-то подсказывало мне, что, если я когда-то вернусь (в чем я уже начал сомневаться), то записи с собой не возьмешь. Поэтому приходилось просто думать и запоминать, но это меня устраивало.
Прошла неделя, Питер приехал с провизией и пивом. Мне даже пива пить не захотелось, и Питер обиделся, что я лишь символически выпил грамм сто. Кофе я тоже не взял. А вот за чай был благодарен, и попросил в следующий раз захватывать из напитков лишь чай.
К концу второй недели у меня что-то начало свербить в подсознании: а не пора ли возвращаться? Но я честно преодолел себя, положив прожить в <<медвежьей берлоге>> не менее месяца, а второй уж можно оставить в качестве премии за честность Питеру. Поскольку в домике было все время жарко, я уже часто и не одевался, часть дров подтащил поближе к входу, чтобы выскочить в одной обуви и их набрать, а за водой даже приятно было пробежаться нагишом, а потом опять попасть в жаркий домик.
В такой момент меня чуть не застал (а, может, и застал) Питер, который второй раз привез провиант. Но все равно, в одной шинели я выглядел весьма экзотично. Питер посмотрел на толстенные книги на столе, на меня и сказал, что по виду я напоминаю сейчас мемельского чокнутого магистра, бывшего учителя. Но он всех убеждает в своей гениальности, а я, судя по всему, действительно каюсь. Оказывается, у Питера в Мемеле живет сестра, и он туда регулярно ездит. А я сам в Мемеле никогда не был: поездки были в другие места.
Но третью неделю дожить не удалось. Оказывается, генерал, прекрасно зная русских людей, давно уже ожидал, какой же взбрык у меня будет. Ведь в тривиальный запой я не пущусь, и ему было любопытно, буду ли я язвить начальство или наступит приступ лени. Когда я исчез, он понял, что наступил приступ лени. Две недели на приступ он дал, как обычно на запой. А затем начал искать.