– Что я, дура какая-нибудь?! – возмутилась мадам Полякова. – Ольгуша и на бумажке все написала, чтобы я не забыла… – С этими словами она выдернула из-за спины Саньку и приказала: – Ну-ка, неси дяде ту бумажку, которую баба Оля нам оставила! Мигом!
Санька с радостным взвизгом выскочила из кухни и умчалась. Послышались треск, звон, что-то покатилось по полу и посыпалось, но в конце концов довольная девчонка вновь появилась на кухне, держа в руках замурзанный клочок.
Я осторожно, как музейный экспонат, взял бумажку. На ней действительно было написано: Алма-Ата, Главпочтамт. До востребования. Селиверстовой О.Д. (для Лебедева В.Д.). Почерк был мелкий, аккуратный.
Вытащив из кармана блокнот, я печатными буквами переписал этот, с позволения сказать, адрес на отдельный листок. Листок протянул Софье Павловне, а оригинал припрятал. Пусть лучше хранится у меня. Плохонькая, да улика.
– Ладно, – произнес я, стараясь не слишком выказывать хозяйке своей досады столь ничтожным результатом переговоров. – Спасибо вам за помощь. Вы сообщили мне очень ценные сведения.
Мадам Полякова засмущалась, но потом спохватилась. С большим запозданием она вспомнила, что с КГБ следует держать ухо востро.
– А чего это вы Ольгушу с Валей ищете? – с тревогой осведомилась она. – Уж не случилось ли, часом, с ними чего-нибудь?
Я придал своей физиономии строго официальное выражение.
– Потому и ищем, чтобы не случилось, – авторитетно заверил я. Кстати, это было чистейшей правдой. Во всяком случае, по отношению к Лебедеву. Я искренне надеялся отыскать его раньше, чем это сумеют сделать другие. Кто-то вроде блондинчика с рукастым.
Моя туманная формулировка вполне устроила Софью Павловну.
– Ну, и слава Богу, – певуче проговорила она. – Хорошие ведь люди, что Ольга, что Валентин. Только, жаль, невезучие. И сынок их, Юраша, сгорел совсем молоденьким…
Я сочувственно кивнул. Из разговора с Селиверстовым-мавзолейщиком я уже знал, что сын Ольги Денисовны умер рано. И, по убеждению хранителя мумии, произошло это вследствие недостатка отцовской заботы.
– …И внучок их, Петруша, сиротинушка, пошел по кривой дорожке…
На секунду я оторопел. Ни о каком внуке, тем более выбравшем кривую дорожку, я и понятия не имел. До сих пор я был убежден, что сын Ольги Денисовны и Валентина Дмитриевича ушел из жизни в том нежном возрасте, когда еще трудно завести своих детей.
– Постойте-ка, Софья Павловна, – я попытался собраться с мыслями. Появление внука придавало всей истории новый поворот. – Какой еще Петруша? Разве этот Юраша не умер молодым?