В семь шестнадцать Рябунский поднял руку – и все у дверей мгновенно натянули капроновые масочки с прорезями для глаз (все, кроме меня). Следующей командой должен был стать большой Володин палец, поднятый вверх. Но тут случилась непредвиденная задержка; двумя этажами выше хлопнула дверь, и кто-то, напевая нечто незамысловатое, со стуком открыл шахту мусоропровода и опорожнил туда ведро. В утренней тишине мусор забарабанил по трубам неприлично громко, словно в ведре находился не обычный хлам, но, по крайней мере, две дюжины крупных бильярдных шаров. Рябунский приложил палец к губам, и все замерли, выжидая. Утренний певец давно уже скрылся за дверью, а мы по-прежнему стояли в напряженных позах стайеров, которые все никак не могли стартовать. Наконец Володя подал долгожданный знак – и я который раз по-хорошему позавидовал выучке его подчиненных.
Кррак! – входная дверь была выбита молниеносно, а сами парни втянулись в возникший дверной проем так же стремительно, как втягивается жалкий дымок мощной вытяжкой кондиционера. Слегка помешкав, я вбежал следом, сурово поводя стволом «Макарова» и готовый немедленно сразиться с дюжиной блондинчиков, рукастых и прочих мерзавцев, а попутно защитить от них физика Лебедева, большого нелюбителя басен Крылова.
Однако «Макаров» мог мне сейчас пригодиться не больше, чем фен для волос – лысому.
Никаких горилл, покушающихся на жизнь и здоровье физика Лебедева, в квартире на пятом этаже не нашлось. Не нашлось здесь и самого физика Лебедева. Кроме Володиных парней и меня, дебила, в квартире вообще никого не было.
– Пустышка? – не без сочувствия спросил меня Рябунский.
Я сконфуженно кивнул. Володины оперативники, тактично гася усмешки, разбрелись по квартире, проводя, для очистки совести, углубленный осмотр. Сам я прекрасно понимал, что едва ли кто-то еще может здесь отыскаться в шкафу или под кроватью. Вздохнув, я тоже приступил к осмотру, в ходе которого, как ни странно, несколько приободрился.
Собственно говоря, квартира Валентина Дмитриевича Лебедева не могла быть на все сто процентов отнесена к пустышкам. Более того: кое-что здесь внушало безусловный оптимизм.
Во-первых, беспорядок в лебедевском жилище ничем не напоминал того ужасного разгрома, который мы застали в квартирах Фролова и Григоренко. Да, и здесь один из шкафов был открыт и одежда была брошена на диван, однако это походило не на следы обыска, а на результат поспешных сборов. Стало быть, Лебедев, скорее всего, был жив, и мне еще предстояло выяснить, с чего это он решил удариться в бега и, кстати, где сейчас пребывает. Всего-то-навсего.