Найна подняла на него удивленные глаза, но не успела спросить, что он хочет сказать, как услышала его невозмутимый голос:
– Найна села на поезд потому, что я просил ее ехать вместе со мной, сэр. Мне надо быть в Нью-Йорке двадцать седьмого числа, и я подумал, что можно воспользоваться случаем и побыть вместе.
У Джозефа глаза на лоб полезли. Найна чуть не поперхнулась, увидев, как ее властный отец впервые в жизни не находит что ответить.
Джозеф, заметив, как она трясется, насупился.
– А ты чего смеешься? – рявкнул он, мгновенно преодолев угрозу инсульта.
– Мир, ликуй! Спаситель воцарился! – весело воскликнула Найна.
– Послушай, Джозеф. – Это миниатюрная блондинка, мать Найны, Нэнси, до сих пор, не выпячиваясь, безмолвно стоявшая за спиной у мужа, спешила утихомирить разбушевавшееся семейство. – Ты же знаешь, Найна всегда ездит на поезде. Она это любит.
– Гм-гм. Она, кажется, не только это любит. – Джозеф перевел злобный взгляд на Фэна. – Что вы там несете, молодой человек? Я вам не позволю пользоваться моей дочерью.
– Нет, конечно, сэр, – очень серьезно произнес Фэн. Он притронулся рукой в черной перчатке к щеке Найны. – Разве я пользовался тобой, Найна?
На мгновение она утратила дар речи. О да, он именно пользовался. Он и сейчас ею пользовался, а она себя чувствовала так, будто ей кишки вытянули и развесили сушиться на ураганном ветру. Насколько она могла вспомнить, Фэн первый среди мужчин не спасовал перед Джозефом. Ей было ясно, что этот мужчина ни перед чем не спасует, и она решила поставить его на место.
– Да, – опуская глаза, ответила Найна. – Увы, да.
Джозеф стал что-то бурчать, а Нэнси нервно хихикнула.
– Ах, так? – сказал Фэн, указывая глазами на помятый чек, каким-то образом оставшийся в руке у Найны. – Интересно. Я бы мог поклясться, что все наоборот.
Найна облизнула губы. Он уже не шутил.
– Я думала, что делаю тебе одолжение, а не пользуюсь, – тихо произнесла она.
– Мне – одолжение? Позволив целовать тебя?
– Нет, я…
– Чек? Да, понятно. Но боюсь, что платить мне, как какому-то хлыщу, по повышенной таксе не такое уж одолжение. – Говорил он корректно, но в его голосе звучали ледяные нотки. – Я, конечно, понимаю, что тебя так воспитали, что ты воображаешь, будто у каждого человека своя цена, но в этом ты ошибаешься.
Неужели он говорит серьезно? Найна в недоумении потрясла головой, бросила взгляд на его надменно приподнятые брови, отметила гордо вскинутую голову. Казалось, что он говорит совершенно искренне. Но, черт, ведь взял же он эти деньги!
Она, всегда спокойная, почувствовала, что вскипает.