- Никто не сможет полюбить меня такого.
- Ты не веришь, что кто сможет тебя полюбить, если ты не будешь красавцем?
- Я не верю, что кто-то сможет полюбить монстра.
Ведьма улыбнулась.
- Но разве ты трехголовый крылатый змей? Существо с клювом орла, ногами лошади и горбами верблюда? Лев, или, возможно, бизон? Эй, ты, по крайней мере, можешь ходить на двух ногах.
- Я хочу остаться тем, кем я был.
- Тогда тебе придется поискать того, кто будет лучше тебя и постараться заслужить ее любовь своей добротой.
Я усмехнулся.
- Ну да, добротой. Девушки, конечно же, думают, что доброта – это круто.
Кендра не обратила на меня внимания.
- Она должна полюбить тебя, несмотря на твой внешний вид. Вот уж непривычно для тебя, да? И помни, что ты должен полюбить ее в ответ - это будет труднее всего для тебя, и доказать это поцелуем.
Ага, поцеловать, конечно.
- Слушай, это все было действительно весело. А теперь преврати меня обратно, или что ты там сделала. Это не сказки, это Нью-Йорк.
Она покачала головой.
- У тебя есть два года.
А потом она ушла.
Это было два дня назад. И теперь я уже знал, что все это реальность, а не сон или галлюцинация. Реальность.
- Кайл, открой дверь!
Мой отец. Я избегал его, и Магду тоже, все выходные, целиком и полностью поселившись в своей комнате, питаясь бутербродами, которые у меня остались. Теперь я осматривал комнату. Сломано было почти все, что только можно было сломать. Я начал с зеркала по вполне понятным причинам. Затем я перешел к своему будильнику, своим хоккейным трофеям, а затем к каждой детали одежды в мое гардеробе — все равно мне уже ничего из этого не подходило. Я подобрал кусочек стекла и посмотрел в него. Ужас. Я опустил кусок стекла, размышляя о том, что один надрез на яремной вене — и все это прекратится. Мне никогда не придется столкнуться с лицами моих друзей, моего отца, не придется жить тем, кем я стал.
- Кайл! - его голос заставил меня вздрогнуть, и кусок стекла выпал из моей руки.
Этот окрик нужен был мне, чтобы прийти в себя. Отец сможет все уладить. Он богатый. Он знал пластических хирургов, дерматологов, самых лучших в Нью-Йорке. Он все уладит.
Я направился к двери.
Однажды, когда я был ребенком, и гулял на площади Таймс-Сквер с няней, я поднял голову и увидел отца на плазменном экране, выше всех остальных. Няня пыталась поторопить меня, но я не мог оторвать от него глаз; я заметил, что и другие люди смотрят на экран, наблюдают за моим отцом.
На следующее утро, когда отец в банном халате рассказывал маме какую-то длинную историю о телевещании той ночью, которое заставило всех этих людей смотреть на экраны, я боялся даже смотреть на него. Я все еще видел его таким большим, больше всех и высоко надо мной, где-то в небесах, словно Бог. Я боялся его. В тот день в школе я всем рассказывал, что мой отец — самый влиятельный человек в мире.