- Какая разница? Ты же сама считаешь, что внешность не имеет значения. Так в Интернете так и есть. Самое главное – личность, – и тут я понял, в чем ее проблема. – Ты просто бесишься, потому что я нашел выход в обход твоему проклятию, способ, при котором я смогу встретиться с кем-то, не напугав его своим видом после того, что ты со мной сделала.
- Вовсе нет. Я наложила заклятие, чтобы преподать тебе урок. Сделаешь выводы – буду рада. Я вовсе не собираюсь злить тебя. Я хочу тебе помочь. Но это не сработает.
- Но почему?
- Ты не можешь влюбиться в кого-то, кого ты не знаешь. В твоей анкете полным-полно лжи.
- Ты читала мои сообщения? А разве это не против…
- Я люблю гулять и проводить время с друзьями…
- Прекрати!
- Мы с моим отцом очень близки…
- Заткнись! Заткнись! Заткнись! – я закрыл уши, но ее слова все еще терзали меня. Я хотел разбить зеркало, сломать монитор, что угодно, но только потому, что я понимал, что она права. Я всего лишь хотел, чтобы кто-нибудь полюбил меня, чтобы снять заклятие. Но все это безнадежно. Если я не могу ни с кем встретиться в сети, то как я вообще кого-нибудь найду?
- Понимаешь, Кайл? – приглушенный голос Кендры пробивался через мои мысли.
Я отвернулся, не отвечая. Я чувствовал комок в горле и не хотел, чтобы она это заметила.
- Кайл?
- Я понял, - прорычал я. – А теперь оставь меня, пожалуйста, в покое.
Я сменил свое имя.
Не было больше никакого Кайла. Ничего от того Кайла не осталось. Кайл Кингсбери был мертв. Я не хотел носить его имя.
Я посмотрел значение имени «Кайл» в Интернете, вот уж ирония - имя «Кайл» означало «красивый». Я таковым не был. Я нашел имя, которое значило «уродливый» - Фео (кто ж назовет ребенка таким именем?), но в итоге остановился на имени «Адриан», которое означало «этот темный». Это было про меня, я был темным. Все – я имею в виду Уилла и Магду – теперь звали меня Адрианом. Я был сама темнота.
И жил я тоже в темноте. Я начал спать днем, по ночам выбираясь на улицы и катаясь в метро, когда никто не мог меня разглядеть. Я дочитал книгу про горбуна (все умерли), так что начал читать «Призрак оперы». В книге – в отличие от грубой музыкальной версии Эндрю Ллойда Вебера – Призрак не был эдаким всем непонятым романтичным неудачником. Он был убийцей, терроризировавшим оперный театр годами, до того, как похитил юную певицу и пытался заставить ее полюбить себя, проявить чувство, в котором ему все отказали. Это мне было понятно. Теперь я знал, что такое отчаяние. Я знал, что значит влачить свое существование в темноте в поисках проблеска надежды и не находить ничего. Я знал, что значит одиночество, способное толкнуть на убийство ради избавления от него. Я бы хотел, чтобы у меня был оперный театр. Я бы хотел, чтобы у меня был собор. Я бы хотел залезть на самую макушку Эмпайр-стейт-билдинг, как Кинг-Конг. Вместо этого у меня были только книги, книги и безымянные улицы Нью-Йорка с миллионами тупых, безликих людей. Я принялся прятаться на аллеях позади баров, где любят уединяться парочки. Я слышал их стоны и вздохи. Когда я видел подобную парочку, я представлял, каково было бы ощущать руки девушки на себе, ощущать ее горячее дыхание на своем лице, и несколько раз я думал о том, каково было бы сжать лапами шею мужчины, убить его, и утащить девушку в свою берлогу, чтобы заставить ее быть со мной, хочет она того или нет. Я бы ни за что этого не сделал, но меня пугало, что я вообще думал о подобном. Я сам себя пугал.