- Я рад, что ты вышла, Линди, - я старался, чтобы мой голос звучал спокойно. - Я очень волновался о том, как мы с тобой встретимся. Но теперь все хорошо, и возможно когда-нибудь ты ко мне привыкнешь. Я боялся, что ты не выйдешь… никогда.
- Мне пришлось, - она сделала глубокий вдох, затем выдохнула. - Я выходила по ночам. Я не могу сидеть в этих комнатах, чувствую себя, словно животное в клетке, - она одернула себя. - Боже…
Я не обращал внимания на ее нервозность. Может, если я буду вести себя как человек, покажу ей, что им и являюсь. Я сказал: - Не правда ли, Пикадилло, которое Магда приготовила на ужин, было великолепным? - Я не смотрел на нее. Может, если она не будет видеть моего лица, то и бояться не станет.
- Да, согласна, оно было чудесным. - Она меня не поблагодарила. Я и не ждал, что она это сделает. Теперь я лучше понимал ее.
- Магда прекрасно готовит, - сказал я, стараясь поддерживать разговор, раз уж мы начали разговаривать, даже если сказать мне было нечего. - Когда я жил с отцом, он никогда не разрешал ей готовить латиноамериканские блюда. Она делала все самое стандартное - мясо и картошку. Но когда он бросил нас здесь, мне было все равно, что есть, поэтому она начала готовить вот это. Думаю, для нее это проще, да и вкуснее, - я замолчал, раздумывая, о чем бы еще поболтать.
Но она заговорила: - Что ты имел в виду, сказав, что он бросил вас здесь? Где твой отец сейчас?
- Я живу с Магдой и Уиллом, - по-прежнему, стараясь не смотреть на нее, ответил я. - Уилл - мой репетитор. Если ты хочешь, он может заниматься и с тобой.
- Репетитор?
- Учитель, точнее. С тех пор, как я не могу ходить в школу из-за… в общем, он обучает меня на дому.
- Школа? Но тогда ты… сколько тебе лет?
- Шестнадцать. Так же, как и тебе.
По ее лицу было заметно, что она очень удивлена, видимо, все это время она думала, что я старый извращенец.
Наконец, после долгого молчания она поинтересовалась: - Шестнадцать. И где же тогда твои родители?
А твои где? Мы с тобой в одной лодке, брошенные нашими дорогими предками - подумал я, но промолчал. «Молчание» - как говорил Уилл. Вместо этого я ответил: - Мама ушла от нас очень давно. А отец… ну, он не смог смириться с тем, как я теперь выгляжу. Он нормальный.
Она кивнула, и в ее глазах была жалость. Жалость мне была не нужна. Если она жалеет меня, то может подумать, что я жалкое, ничтожное создание, поймавшее ее и желающее сделать ее своей, как Призрак Оперы. Но жалость все-таки лучше ненависти.
- Ты скучаешь по своему отцу? - спросила Линди.
Я ответил честно: - Пытаюсь не скучать. Я имею в виду, что не стоит скучать по людям, которые не скучают по тебе, верно?