- Я здесь занимаюсь своим делом. И ты, чернозадый, ошибаешься, если думаешь, что...
- А ты меня не поправляй - я тебе не стринги, - Ковалев презрительно ухмыльнулся. - Еще раз тявкнешь - по морде дам, каз-зел!
- Не смейте оскорблять святого отца! - вновь завизжал второй пленный, разогнувшись. - И оставьте в покое этих людей! Каждая нация имеет право на самоопределение, и они отстаивают это право, а святой отец приехал в нашу отсталую страну, дабы...
Ковалев слушал вопли этого невменяемого человека, и его все более давило ощущение дежа-вю. Точно так же кричали правозащитники в Чечне, орали демократы на митингах... Сволочи, ненавидящие собственную страну. А потом под их радостные крики русских резали, как овец, а солдаты в Чечне гибли ротами и батальонами, и бандитов оправдывали. А теперь недобиток тех лет опять визжал на всю округу... Вернее, визжал бы на всю округу, если бы не купол силового поля, надежно поглощающий звуки.
На той войне у Ковалева погибли друзья. Хорошие парни, с которыми он в молодости катался на велосипедах и бегал за девчонками. Друзья... И просто русские люди. А теперь какое-то дерьмо приезжает из-за бугра и вновь учит, как надо жить! Ковалев почувствовал, как тяжелым холодным комом к горлу подкатила ярость - и закипела.
Вопли мерзавца были прерваны внезапно-звонкой оплеухой, от которой правозащитник покатился по земле. Олаф, который казался воплощением флегматичности, решил проблему мгновенно и теперь потирал ушибленную руку, глядя на изумленного демократа.
- Как ты посмел, быдло!
- Знаешь, - Олаф улыбнулся, - мои предки были дворянами. Они пороли твоих предков на конюшне, а мои дети будут пороть твоих детей, потому что умный и сильный человек всегда будет при почете, власти и деньгах. А ты, старый ублюдок, только визжать и можешь.
- Юлий, успокойтесь. Эти сволочи могут сколь угодно выделываться, но потом они нас отпустят и ничего не посмеют нам сделать...
- Как-как? Юлий? Вот свезло так свезло. Один - птица недоделанная, другой - с женским именем. Выродились дерьмократы...
Эта нехитрая реплика Синицына разом разрядила атмосферу. Даже Ковалев улыбнулся, быстро успокаиваясь. В самом деле, зачем нервы тратить, подумал он и уже совсем спокойным голосом сказал:
- Знаете, господа офицеры, в чем-то эти придурки правы. Мы ведь их больше действительно пальцем не тронем. Зачем нам мараться? Так что, старая сволочь, ты мне хорошую идею накрякал. Пусть вашу судьбу, святоши, решат те, кого вы защищали, - и, обращаясь к пленным цыганам, громко приказал: - кто хочет жить, повесьте этих придурков.