«Вот черт, переконспирировался! — с досадой подумал Клим. — Хотя могла бы и понять. Ничего особенно сложного. Странный народ эти девчонки. Обязательно им все скажи своими словами!»
Он решил выразиться доступнее, но конспирацию это не отменяло, и Ахлябин замаскировал свой вопрос под стихотворное послание:
Туда ты входишь, дверь открыв,
По лестнице спускаешься,
Там тьма, и пол, и потолок
Надолго простираются.
Ступает там моя нога
И в плитку упирается,
Шажок, другой, и вот вопрос:
«Там гравий начинается?»
Перечитав, Клим остался чрезвычайно доволен собой. Если еще немного потренироваться, начнет выходить, пожалуй, не хуже, чем у Державина. И уж наверняка актуальнее: Гаврила Романович — то жил давно, а он, Клим, вполне, оказывается, в силах поднять проблемы современности. Может, потом его даже в школьную программу введут. И тогда Ирина Константиновна станет рассказывать последующим поколениям, что Клим Ахлябин учился в их школе и получал по литературе сплошные пятерки. Тут она несколько покривит душой, на самом — то деле ставит ему в основном четверки. Но разве она найдет в себе силы признаться: гений, и на четверки учился. Непедагогично.
Пока он об этом думал, пришел ответ: «Нет, Ахлябин, теперь я убеждена: ты окончательно съехал. Умоляю: возьми мозги в руки и напиши, наконец, нормальным, человеческим языком, что тебе приспичило у меня узнать».
Ахлябин рассердился: стараешься тут, стараешься, а они с Лизкой не дают себе труда немного мозги напрячь. Хотите ясности — получайте!
И он написал:
«Мне приспичило узнать:
1. Что есть пол?
2. Из чего вышеозначенный состоит?»
Немного подумав, он для пущей ясности приписал:
Старался он зря. Непрофильная его активность уже некоторое время привлекала внимание Ирины Константиновны. Человеком она вообще — то была либеральным, однако придерживалась мнения, что всему есть предел. Ладно еще, одна записка. Куда ни шло — вторая. Но на третьей ее терпение лопнуло.
— Соколова, — свела литераторша к переносице густые черные брови, — не поделишься ли со мной тем, что тебе там передали?
Марфа вспыхнула.
— Ирина Константиновна, это сугубо личное.
— Личное, как мы договаривались в начале года, у вас может быть только после уроков.
— Ирина Константиновна, лучше я это сейчас порву.
— А мне кажется, лучше бы ты положила ее мне на стол, — не собиралась уступать Ирина Константиновна. — После урока заберешь.
Марфа резко вскочила.
— Да пожалуйста, если вам интересно, читайте!
И, демонстративно развернув ахлябинское послание, она швырнула его на учительский стол.