Пока мы загружаем вещи в грузовик, на котором поедем до железнодорожной станции в Тревисо, кузен Доменик выглядит озабоченным. Он набивает свою трубку табаком с такой силой, будто зол на нее за что-то.
— Что-то случилось, дядя? — спрашиваю его я.
— Я больше никогда вас не увижу, — говорит он.
— Уверена, мы еще встретимся. Или вы приедете к нам в Америку, или мы будем снова вашими гостями.
— Нет, ты молода, тебе не понять. У тебя еще вся жизнь впереди, и поэтому тебе кажется, что для всего в мире есть время. Но я знаю, что этого уже не вернуть никогда. Вы не вернетесь.
Я улыбаюсь Доменику и обнимаю его. У итальянцев есть одна удивительная черта: их настроение так резко меняется. Только что они веселились, а через мгновение уже грустят. «Как можно знать наперед», — хочется мне сказать кузену. Этот месяц был удивительным. К чему такой недовольный вид! Я с легкостью могу такое сказать, потому что до момента встречи с Джоном осталось совсем немного времени.
Роберто размещает последнюю сумку в машине. Доменик, Бартоломея, Орсола и Доменика подходят, чтобы попрощаться с нами.
— А где Эксодус? — словно цыплят, пересчитывая нас по головам, спрашивает мама.
— Мама, — говорит Эксодус каким-то странным голосом. Его сарказм и юмор куда-то улетучились, и им на смену пришел серьезный тон.
— Идем. Мы должны успеть сесть на поезд до отправления самолета.
Мама поворачивается к грузовику, на ее плече висит маленькая сумочка, в другой она держит свой кошелек.
— Мама… я не собираюсь возвращаться, — говорит Эксодус.
Свободной рукой мама хватается за поручень на грузовике:
— Что значит, ты не собираешься возвращаться?
— Я остаюсь здесь, — решительно заявляет он.
— Но как же Нью-Йорк? — спрашиваю я.
Я бы могла представить, если бы на такое решились Орландо или Анджело, но никак не Экс. Который был мне ближе всех.
— А что?
— Это же твой дом! — говорю ему я.
— Нет, мое сердце здесь.
К Эксодусу подходит Орсола, и он продолжает:
— Мы решили пожениться.
— O Dio.[58] — Мама плюхается на скамейку в грузовике. — Антонио Джузеппе, как тебе это нравится?
Нам всем прекрасно известно, что будет дальше, раз уж мама называет папу полным именем. Родители поворачиваются к Эксодусу, а мы отходим в сторону в ожидании взрыва.
— Что ты надумал, Экс? — ласково говорит папа.
— Пап, ну ты же знаешь, что мне нравится работать в «Гросерии» вместе со всеми вами. Но всю жизнь я мечтал жить за городом. Я мечтал о ферме. Я люблю начинать работу вместе с первыми лучами солнца и трудиться до заката. Я создан для этого, для того чтобы выращивать овощи и фрукты, а не продавать их. Мне нравится предзакатная тишина, когда я дою коров. Мне нравится, как мои ботинки утопают в только что вспаханной земле. Не хочу я больше жить среди шума города. Мне нужен покой. — Экс простирает руки, и все мы слышим, как ветер гуляет в пшенице. — Вот моя музыка. Я уверен, что нашел свое дело.