— Лючия! — зовет снизу мама.
— Да, мам?
— Ты можешь заскочить в «Гросерию» по дороге на работу?
Я беру свою сумку. Внизу мама подготовила бумаги.
— Передай это папе и скажи ему, чтобы внимательно перепроверил каждую цифру. Поставщик прислал список блюд, которые будут на праздничном ужине. Как Делмарр, красивое платье сшил?
— Элегантное, мама. Сколько у нас приглашений?
— Около трехсот, — говорит мама. — Куда им отправлять подарки?
— В Хантингтон.
— Как продвигается строительство?
— Я не видела, мама. Джон хочет сделать мне сюрприз. Мы проведем там нашу первую ночь.
— Так и должно быть, — с гордостью говорит мама.
Слава богу, она никогда не заговаривала о брачной ночи. В противном случае у меня на душе было бы уже два греха: смертельный (прелюбодеяние) и простительный (обман).
Когда я прихожу в «Гросерию», папа, словно скульптуру, устанавливает на высокую тумбу большую головку пармезана.
— О, интересный ход, — говорю я.
— А ты как думала, откуда у тебя талант? — улыбается он.
— Ты уже взял смокинг на прокат?
— Нет.
Он идет к кассе, я следом за ним.
— Ребята уже позаботились о костюмах. По крайней мере, ты бы мог…
— Подвести к алтарю и выдать замуж самую красивую девушку Гринвича.
Пока он выкладывает в кассу мелочь, заверяет меня:
— Я знаю, что мне предстоит сделать. Твоя мама талдычит мне об этом каждый вечер. Ей хочется, чтобы свадьба была лучшей из всех, что когда-либо устраивалась в городе. В конце концов, хотя бы у одного ее ребенка будет такая свадьба, какие принято проводить у итальянцев. Ты же знаешь этих барезцев, они любят, когда все безупречно, гонятся за блеском.
— Папа?
— Да?
— Я хочу, чтобы ты перестал давать мне деньги, когда я выйду замуж Достаточно с тебя и приема, который ты оплачиваешь. Хорошо?
— Зачем ты так говоришь?
— Мне хочется, чтобы вы с мамой больше заботились о самих себе, чтобы вы не уставали.
Он закрывает кассу, обходит прилавок и целует меня в макушку:
— Конечно, конечно.
— Я не шучу, — решительно говорю я.
— Отправляйся на работу, — велит он, заканчивая выкладывать один ящик помидоров и открывая следующий.
Я иду в другой конец магазина и прощаюсь с Анджело, который подкладывает лед в витрину со свежей рыбой.
Я успеваю пройти полквартала, когда Анджело нагоняет меня, окликая по имени:
— Лючия, вернись! Папе плохо!
Когда я бегом возвращаюсь в «Гросерию», папа сидит на стуле. Роберто протягивает ему стакан воды.
— Папа, прошу тебя, пей, — умоляет Роберто.
— Пусти меня.
Я поднимаю папину голову и смотрю в его глаза:
— Тебе нужно в больницу.
— В больницу? Чушь! — говорит он.