Меня вызывали на допрос в полицию, которая, воспользовавшись всем позором моего положения, добавила мне страхов. Что если они думают, что я знала что-то о делах Джона? Я пригласила единственного адвоката, которого знаю лично, — мужа Арабел, Чарли Дрескена. Он подтвердил мои опасения и сказал, что будет на допросе вместе со мной, и что мне следует держать его в курсе хода следствия. «Тебе не стоит скрываться», — сказал он мне. Возможно, это правда, но почему это единственное, чего мне на самом деле сейчас хочется?
Полицейские не рассказали Чарли всех подробностей противозаконных дел Джона, но упомянули, что они были очень серьезными. Полицейские запросили у меня подробный список всех вещей, которые когда-либо Джон мне дарил. Они также потребовали расписание нашей светской жизни, включая времена и места, настолько подробно, насколько я смогу вспомнить. Для меня это не составило никакого труда, потому что с каждого нашего выхода я оставляла какие-нибудь вещицы на память: программка с выступления сестер Макгуайр накануне Нового года; меню из ресторанов; спичечные коробки; нацарапанные на фирменных салфетках стихотворения; даже засушенные розы, сорванные в садике в Монтоке в тот самый день, когда мы впервые занимались с ним любовью. Как невыносимо мне смотреть на все эти вещи.
Пока полицейские сопоставляли все полученные сведения, я начала свое собственное расследование. Образ одного человека неотступно преследовал меня на протяжении нескольких последних месяцев. Я часто посещала и полюбила мать Джона, миссис О'Киф, и она в свою очередь привыкла ждать моего прихода. Даже несмотря на то, что она не могла говорить, она была полна сил и отдавала себе отчет во всем, что происходит вокруг нее. Я беспокоилась за нее в выходные. Джон Тальбот все еще в тюрьме, но я сомневаюсь, что ей известно, что с ним стряслось.
Когда я иду от железнодорожной станции к входу в «Кридмор», то раздумываю, что буду рассказывать миссис О'Киф. Сегодня в приемной работает уже знакомая мне медсестра, но когда я здороваюсь с ней, вместо того, чтобы помахать мне в знак приветствия рукой, как она обычно делает, она спрашивает:
— Чем могу помочь?
Меня осеняет мысль, что я всегда приходила сюда вместе с Джоном, поэтому, возможно, она не узнает меня, когда я пришла одна.
— Могу я повидать миссис О'Киф?
На ее лице вместо дружелюбия появляется обеспокоенность:
— Разве никто не сказал вам?
— Что? — Мое сердце замирает.
— Она умерла.
— Когда?
— Минутку, я только проверю. — Она просматривает регистрационный журнал. — Сильвия О'Киф умерла шестого ноября.