— Тетушка Лю? Можно я буду называть вас Лючия?
— Несомненно.
— Меня всегда занимал вопрос, что для вас такого важного связано с этим норковым пальто? Вы ведь с ним почти не расстаетесь.
Лючия пристально смотрит вглубь ниши:
— В этом норковом пальто вся моя жизнь.
— Тогда расскажите мне, Лючия. Еще ведь не поздно, — отставляет чашку Кит, устраиваясь в кресле.
Лючия начинает рассказ.
— Лю-чьи-йа! Лю…
— Бегу, мама, — кричу я сверху.
— Andiamo![4] Папе нужен конверт.
— Знаю, уже иду.
Я в спешке хватаю свою сумочку, кидаю в нее губную помаду, ключи, маленькую кожаную записную книжку, прозрачный лак для ногтей и фетровую игольницу в виде томата с эластичным ремешком, чтобы крепить ее к запястью. На мне простое темно-синего цвета платье, оно слегка расклешено книзу, с карманами, застегивается на пуговицы, с воротником-стоечкой белого цвета; серо-голубые чулки, голубые туфли на высоких каблуках, украшенные ремешками и бежевыми кнопками. Я беру свои короткие перчатки, хлопаю дверью и несусь вниз по лестнице так быстро, что уже через минуту стою в прихожей.
— Скажи папе, чтобы он был дома к шести часам.
Я всегда выполняю мамины просьбы. Сейчас она заправляет выбившийся локон обратно в шиньон. В ее густых черных волосах уже много седины, но кожа все такая же гладкая, как у молоденькой девушки. У нее тяжеловатая челюсть, высокие скулы и румяные щеки.
— Не забудь, — говорит она, засовывая конверт в мою сумочку. — К ужину мы ждем гостей.
— Что собираешься приготовить?
— Bracciole.[5] Папа отбил вырезку так искусно, что она будет просто соскальзывать с вилки Клаудии Де Мартино.
— Хорошо. Мне бы очень хотелось произвести на нее впечатление.
— Обещаю тебе это. Только, ради бога, не опаздывай.
Мама целует меня в щеку и выталкивает за дверь. Какой замечательный осенний день. Коммерческая улица залита солнцем. Мне даже приходится закрыть левый глаз, чтобы сначала правый зрачок привык к яркому свету, и только потом открыть оба глаза.
— Bellissima[6] Лючия! — присвистывает наш сосед мистер Макинтайр, когда я прохожу мимо.
— И почему я до сих пор не встретила хорошего ирландского парня, умеющего так же искусно льстить? — лукаво улыбаюсь я.
Он от души смеется, дымя своей сигарой:
— Я слишком стар. Да и тебе суждено быть с каким-нибудь славным итальянцем.
— Все так говорят.
Сосед знает, что с тех пор, как родились я и мои братья, мама только этого и желает. По ее молитвенно сложенным рукам Эксодус легко распознает, когда она собирается начать свои назидания по поводу «жениться только на своих». Мама так складывает руки всякий раз, когда молится Господу, чтобы Он наставил нас на путь истинный. Эксодус обожает пародировать маму. Мы, конечно, смеемся, но прекрасно понимаем, что она права. Папу это не тревожит. Он всегда говорит: «Stai contento