— Дуры мы, бабы! Набитые дуры! — зло говорила раскрашенная медсестра из соседнего, терапевтического отделения. — Думаешь, случись что с тобой, он бы метался так? Дудки! Да он бы проведать не пришел!
— Зачем так говорить о человеке, не зная его? — возразила Таня.
— Погоди, узнаешь, бабонька! Выздоровеет, он тебе покажет! Знаем мы таких! Не морфинист, так алкоголик… Ты думаешь, спасибо скажет! Жди… Пинков надает, свет в овчинку покажется. А как же! Нервный… Все они такие… нервные.
— Не такой он, Вера! Не такой! Ты просто обозлилась на мужчин. Один тебя обманул, а ты думаешь — все подлецы!
— И-их, Танька!.. Смотрю я на тебя и думаю: неужели ж ты, молодая, красивая, мужика себе не найдешь? Пойми — с инвалидом всю жизнь жить. На люди выйти стыдно. Гордости женской в тебе нет!
— Гордость разной бывает! — сдерживая гнев и обиду, выкрикнула Таня. Иные и подлостью гордятся! Мне своей любви нечего стыдиться!
— Ха, любовь!.. Где ты ее видела! В кино заграничном? Ромео!..
— Плюешь ты, Вера, в душу, а зачем?.. Сама не знаешь. Ослепла ты, что ли, со зла на свою жизнь?
— Непонятная какая-то ты… — медсестра опустила голову, задумалась. Пятый месяц около него… Спишь где попало, на полу, в инвалидской коляске… лишь бы рядом с его койкой… Неужели не хочется в кино, на танцы?..
— Успеем. У нас еще все впереди!
— А куда-то ты ездила вчера? — подозрительно сощурила глаза сестра.
— В собес, пенсию оформляла.
— Тю-у-у… А Пинский-то наш распинался: "Вот и кончилась поэма. Ищи ветра в поле! Теперь ее сюда палкой не загонишь! Пошутила, и хватит…"
— Как пошутила?! — остолбенела Таня.
— Дите ты несмышленое, что ли? Ну, люди думали — бросила ты его, бросила… Понимаешь?..
Таня раскрыла рот и не смогла выговорить слова. Ее будто ударили по голове чем-то тупым и тяжелым. Вспомнила, как вчера, когда она возвращалась с шахты, где была по Делам Сергеевой пенсии, к ней подбежала лаборантка больницы и с расширенными от удивления глазами спросила:
— Как?.. Ты вернулась?
Тогда Таня не поняла ни ее вопроса, ни удивления. Ей было некогда. Она спешила к Сергею, которого впервые за время болезни не видела почти сутки.
А уже в больничном коридоре, почти у дверей палаты, ее встретила санитарка тетя Клава. Всплеснула руками, обняла, расцеловала в обе щеки и заплакала.
— Что с Сережей? — испуганно охнула Таня.
— Да ничего, глупышка, ничего… все славно вышло… — вытерла слезы улыбающаяся санитарка.
Только теперь поняла Таня виденное вчера. Ей вдруг стало стыдно. Стыдно за людей, усомнившихся в ее чувствах к мужу. Будто не они оскорбили ее недоверием, а она сама сделала что-то подленькое и низкое.