"Неужели до той двери семьдесят шагов?" — ужаснулся Сергей, робко делая первый шаг.
Заканчивая семнадцатый, Сергей увидел людей в дальнем конце коридора. Их было четверо. Они медленно двигались к нему навстречу, наклонив головы друг к другу, тяжело приседая на ноги. Взглянув ниже, Сергей заметил в их руках носилки, покрытые белым.
"Больных так не носят! — с непонятным страхом подумал он. — Чего я боюсь?" — резко, как внезапный выстрел в тишине, ударила мысль. От нее закружилось в голове, тошнотворно засосало под ложечкой.
В следующее мгновение Сергей увидел дверь, к которой шел. Она была настежь распахнута.
— Кто умер? — дрогнувшим голосом спросил Сергей поравнявшихся с ним людей.
— Ларин, — гулко ответил санитар.
Коридор в глазах Сергея качнулся, словно ящик, неосторожно задетый чем-то тяжелым, и, дрожа, замер.
— Стойте! — вскрикнул Сергей. — Куда вы его?..
— Все мы смертны, сынок, — спокойно сказал человек.
Егорыч лежал на носилках с высоко поднятым вверх подбородком, и на желтом морщинистом лице его застыло беспокойное, как вся прожитая им жизнь, выражение. Пепельно-белыми иголками торчали кусты бровей и, казалось, еще жили, бессмысленно утверждая никогда не существовавшую жестокость характера.
— Егорыч! — охнул Сергей и, цепляясь подбородком за скользкую, холодную стену, медленно осел на пол.
И в эту ночь Сергей не уснул.
Вся собственная жизнь его шаг за шагом, событие за событием прошла перед глазами, настойчиво требуя для себя новой, более емкой оценки. Поведение, поступки, мысли Его-рыча, на которые Сергей взглянул теперь с иной стороны, становились для него ярким эталоном, с которым он сравнивал свое поведение, свои мысли и свои поступки.
Когда забрезжил рассвет, Сергей с трудом оторвав от подушки голову, поднялся на ноги и, превозмогая боль, начал ходить по палате.
"Никакого послабления себе! Никакого! Каждый день прибавлять по пятьдесят шагов!" — тоном непререкаемого приказа твердил он себе.
Утром, войдя в палату, Таня увидела Сережку лежащим на полу без сознания.
— Три дня постельного режима, — распорядился прибежавший сюда Григорий Васильевич. — Полный покой! Извини нас, — обратился он к Тане, недосмотрели мы за ним в твое отсутствие. Он вышел вчера в коридор и встретил там Егорыча… словом, тело его…
Таня широко раскрыла глаза, хотела что-то сказать и не смогла.
— Нет больше Егорыча, — сказал Кузнецов и вышел.
Опасения Григория Васильевича о возможных последствиях нервного потрясения, к счастью, не оправдались. Молодой организм поправлялся, быстро набирая силы. К вечеру Сергей был уже на ногах, продолжая тренировку в ходьбе. И никакая сила не могла остановить его желание скорее стать на ноги, вырваться из опостылевшего плена неподвижности.