Кстати, Андрей Бестынцев мою специалистку тогда не поцеловал ни на втором, ни на третьем свидании. У них нашлись более важные дела: часами обсуждать проблему парникового эффекта, вызванного огромными выбросами углекислого газа в атмосферу. Искать пути её решения. Как вы догадались, эта проблема не в моём ведении. Андрюша "по-настоящему" поцеловал Ленку спустя два года, да так увлёкся, что и не заметил, как сделал её "недевочкой". Подумаешь, событие — хмыкнет кто-то — тоже мне редкость в наше время! Так-то оно так, но по статистике не каждая начинающая активистка сексуального фронта сразу беременеет. Эту проблему мы разделили на двоих.
— Анька, Анька, тише! Тише, дура ты моя… Ой, дурочка! До чего ж ты раскричалась.
Я окончательно пришла в себя от голоса подруги и обнаружила, что сижу на полу.
— Я так испугалась, когда ты упала! Такой глухой ухнувший звук, и тишина. Говорила же тебе — питайся лучше… — бубнила Ленка, крепко сжимая меня голыми руками.
— Зачем питаться? О чем ты? — я цеплялась за её руки и слова, пытаясь выползти из увиденного кошмара, тщетно концентрируясь на смысле сказанного.
— Затем, что падать мягче, горе моё. Мой ты мешок с костями, — она раскачивалась вместе со мной в одном понятном лишь ей ритме. И это успокаивало. Свербящее от пота и ужаса лицо моё Лена промокнула подолом моей же ночнушки. Сама она спала нагишом.
— Где она? — наверное, я оглянулась слишком затравленно.
— Кто?
— Она…
Всё было так реально. Женщина с густыми тёмными локонами, объятыми пламенем.
— Тебе приснился кошмар? — глаза подруги, дымчато-серые, сочувственно гладили лицо. Я потянулась к спинке кровати, чтобы встать. Лена снизу поддержала меня за локоть. Когда я оказалась на ногах, стало легче дышать. Страх отступил, оставив тревожные и обрывочные воспоминания. Воспоминания из реальной жизни.
— Пойду заварю тебе чаю с мёдом. А ты полежи пока, — решительным движением подруга сложила меня в постель, утрамбовав сверху парочку массивных стёганных одеял.
Ей было хорошо известно, что тяжести меня успокаивают. Так же, как и поцелуйчик, который она запечатлела на моей переносице. Затем, сверкая упругими ягодицами, она направилась в ванную. По голой спине, в такт шагам, бились две толстенные косы. Тугие, пшеничного цвета, с медовым отливом, они нахально распушались, свивались в кудельки и топорщились в разные стороны, когда мы их расплетали.
Перед глазами возникли другие волосы, из сна, мгновенно превратившиеся в факел с противным треском и веером искр вокруг лица. Лицо было до боли знакомым. Во сне оно всё время менялось, то скрытое сумеречными тенями, то колеблющееся в дымке костра.