— Прими мое благословение, мой рыцарь: иди, Москва перед нами.
Утром прозвучали трубы, ударили барабаны и литавры, распустив знамена, воздев прапоры, конница Сапеги вышла из стана между Москвою рекой и Всходней, взяв направление на Дмитровскую дорогу, чтобы оттуда повернуть на Сергиеву обитель. Рядом с Сапегой ехал налет пан Лисовский. Царь и царица провожали воинство, выйдя на крыльцо царской избы. Пан Лисовский взглянул на Марину и пробурчал:
— Не платочком помахивала бы наша царица, снабдила бы нас кулевринами.
Сапега ответил:
— Не на Хотинскую крепость идем и не на Кременец. От одного вида польского рыцарства стены этого монастыря обрушатся.
— Ой, не говори, ваша милость! Укрепилось гнездо этих грайворонов не в пример другим городам. Ты эту крепость увидишь снаружи, а я за ее стенами побывал.
— Как схизматики допустили тебя с твоим мешком грехов?
— Мешок с грехами мне нигде не помеха. Я вырядился мужиком лапотником. Прошел будто бы богомолец. Стены этого гнездовища прочные. В бойницах торчат пушечные жерла. Монастырские ратники стерегут их и днем и ночью.
— Да много ли ратников?
— А нужно ли множество, ежели готовы со своим песнопениями и в рай и в ад?
— Ратники тогда ратники, когда в боях пытаны. Давно ли им стрелять приходилось?
— Того я не разведал, а тебе скажу, если сразу не войдем, мне с моими молодцами долго стоять возле каменного гроба, не в прибыток!