— Поговорили с ними, пусть теперь пушки рычат! — приговорил Сапега.
Туры поставили на катки, подняли на них пушки и покатили к стенам. Подсказывал, как ставить туры Лисовский, он проведал расположение монастырских служб. Монастырские пушки молчали. Воеводы указывали архимандриту, что надо бы помешать пушечной стрельбе. Архимандрит ответил:
— Не пристало слугам Господним начинать кровопролитие.
3-го октября девяносто польских орудий изрыгнули пламя и в монастырские стены ударили ядра. Архимандрит удерживал воевод дать ответный огонь.
Польская канонада гремела, не умолкая. Но огонь всех девяноста пушек урона стенам не наносил. Рожинский приказал придвинуть туры ближе к стенам. Тут мощная кулеврина подала свой голос со стены. Но каков голос! Пятипудовое ядро с воем пронеслось над рвом и угодило в изножие туры. Тура рухнула и распалась. Поляки тут же попятили туры.
— Вот они седые враны! — воскликнул Адам Вишневецкий. — Я такую стрельбу только один раз видел. Это когда царя Дмитрия к себе юргельтом нанимал, а он стрелял из пистоля, когда подбрасывали шапку.
— Есть чему удивиться, — сказал Сапега. — Мне говорили, что столь тяжелых пушек в Московии всего две-три найдутся. В Поскове таких не было, когда Стефан Баторий осаждал Псков.
Обстрел продолжался десять дней. Сапега и Лисовский решили, что монахов ввели в страх
13-го октября пушки умолкли. В польском лагере началось необычное оживление. Воеводам не составило труда угадать, что поляки готовятся к приступу. Защитники монастыря были готовы дать отпор. С башен и стен разглядывали суетню у поляков с недоумением. Можно было подумать, что у них какой –то праздник. Польские всадники, разодетые в лучшие одежды, гарцовали на лошадях. Вдруг пускали их вскачь к стенам, стреляли из пистолей в воздух, выкрикивали дерзости. На валах, коими был обведен поляками монастырь, шло пирование под крики «виват». К вечеру шумоство утихло, ушли с поля верхоконные, обезлюдили валы.
Осенью быстро темнеет. Как только иссякли сумерки, польский стан осветился ожерельем факельных огней. Взревели трубы, ударили барабаны. В свете факелов было видно, как из-за земляных валов выступила конница. Казаки катили тарусы к стенам, прикрывая ими пехоту.
В монастырских храмах и церквях шла непрестанная сужба. Ратники на стенах затились в ожидании. Архимандрит и воеводы наблюдали за вражьм станом с Плотницкой башни. Архимандрит спросил у воевод :
— Почему поляки пошли на приступ ночью?
— Для устрашения, — пояснил Долгорукий.
Тарусы ближе и ближе. Пешцы, подбадривая себя криками бежали к стенам. Впереди казаки и гультящие.