— Идут! Идут!
Открылись хоругви, за ними и шествие. У подводы с гробом, не спеша шли Филарет, Воротынский, Шереметев, архимандриты, архиепископ, с ними и келарь Троицкой обители Авраамий Палицын.
Сошлись встречавшие и прибывшие. За спиной Шуйского и бояр теснились увечные, жаждущие исцеления. Многие взобрались на ограды, на крыши изб, на деревья, как когда-то здесь же, при встрече царицы Марфы с царем Дмитрием.
Тогда — обман, а ныне?
Монахи сняли крышку с гроба. Ждали чуда. В полной тишине люди затаили дыхание.Ни шороха, ни вздоха. Вдруг не так –то громко, но далеко слышно, раздался голос Марфы :
— А орешки-то откуда взялись?
Она тут же умолкла, но уже помчалось по толпе :
— Орешки-то откуда?
Эти слова перекатывались из конца в конец по толпам, а уже начались исцеления тех увечных, что поротиснулись к подводе с гробом. Один за другим увечные, коснувшись гроба, восклицали :
— Исцелен! Исцелен!
Во славу постаралась Екатерина Григорьевна.
Хромой, что приковылял на костылях, коснулся гроба, сделал шаг, еще шаг и возопил :
— Исцелен! Исцелен!
Тут его и окликнули из толпы :
— Крапива, а ну попляши! Ох, и плясать он горазд!
И еще возглас :
— А ну, Крапива, пройдись колесом!
Исцеленный, коего окликали Крапивой, попятился, попытался ускользнуть в толпу, но ему преградили дорогу.
— Братцы, — раздался возглас. — Так это ж наш скоморох! Люди, так то ж обман!
По толпе прокатился стон, переходящий в рев. Из толпы взметнулись камни. Воротынский успел пригнуться, Филарета камень сбил с ног. Разбегались увечные, получившее исцеление. Да, куда же убежишь ? Их избивали, топтали ногами, Камни летели и в царя.
Маржерет обнажил шпагу. Сделал ею знак, и иноземцы в доспехах, окружили царя и подводу с гробом. Алебарды опустились перед толпой сверкающей опояской. Послужили и стрельцы. Громыхнул залп из пищалей. Толпа попятилась, давя друг друга, люди побежали кто куда мог.
Поезд с мощами вошел на опустевшие московские улицы, и под охраной иноземных наемников прошествовал в Архангельский собор.
Шуйский ловил на себе насмешливые взгляды царицы Марфы. С Филаретом пришлось объясняться. Начал Шуйский :
— Вижу, спешишь мне сказать! Не спешил бы!
Филарет отвечал:
— Одуматься бы мне ранее! Не ходить бы в Углич. Ты стоял в церкви святого Спаса у гроба отрока. Разве ты видел, Василий, у него в руках орешки?
Шуйский нахмурился. Пора было оказать себя государем.
— Ныне оставим говорить о том, что было, надобно говорить о том, что будет. Нетленные мощи царевича Дмитрия будут совершать чудеса исцеления, а тебе бы, ростовский митрополит, пребывать в Ростове, а не в Москве. Ты привез в Москву нетленные мощи, а не я, сие уйдет навеки с твоим именем и твоим родом.