Грамоты разослали по городам, а с ними повеление читать их людям всякого чина и звания, чтоб целовали крест служить новому государю прямо и честно, чтоб служили благодарственные молитвы с колокольным звоном в продолжении трех дней.
Составлена была еще и грамота от имени царицы Марфы с ее отречением от царя Дмитрия. В грамоте утверждалось, что Гришка Отрепьев заставил ее признать его своим сыном угрозами. В грамоте об отречении Марины Мнишек от престола говорилось, что Гришка взял себе в жены девку латинской веры, не крестив ее в православную веру, дабы отвратить всех от истинной веры христианской.
Перечитывая эти грамоты, Шуйский довольно посмеивался. Он доподлинно знал, что было скрыто от польский гостей: Марина приняла причастие тем и свершился ее переход в православную веру. По обряду, кем бы ни был царь Дмитрий — она венчана на царство. Венчана на царство перед Богом и нет между ней и Господом предстоящих, что могли бы ее развенчать. Шуйский утешал себя, что сия тайна у него в руках и иным невступна. Все расставлено по ряду, все предугадано, а спокойствия нет. Кроме невестки, премудрой Екатерины, Малюты Скуратова дщери, душу излить некому. Лукава, змеиста, в супруги досталась глупому его брату Дмитрию.
Позвал к обеду брата и невестку. Поговорили о том, о сем, но не с Екатериной играть в прятки. Поглядывая на деверя из-под насуромленных бровей, усмехнулась и спросила:
— Государь, наш батюшка, тревожит что-то тебя, приугорбливает? Поделись своими заботами!
— С Маринкой Мнишковой как обойтись? Царица...
— И-и-и, — перебила его насмешливо Екатерина. — Не об том твоя забота! У нас на Руси невидано, чтоб баба на цартво садилась. Забрать у нее все, чем ее Расстрига одарил и в чем мать родила отвезти в Польшу. Не о ней у тебя дума!
Шуйский поморгал глазами и будто о пустяке , лишь к слову, упомянув, молвил:
— Гонец вот из Серпухова... От городового приказчика... Да пустое!
— О пустом и не помянул бы. Обскажи твое пустое!
— Сказывают, будто Серпуховым трое конных пробегли. Объявили, что с ними царь Дмитрий. От убиения, дескать, спасся! Да кто ж той сказке поверит?
Екатерина озабоченно сдвинула брови и молвила укоризненно:
— Кто захочет, тот и поверит. Наше время — самозванцев. Ты, Василий, разве не самозванец?
— Тю, тебя! Обезумела?
— Я не обезумела. Ты, Василий, не обезумел бы от того, что на царство сел, хотя бы и был твой род государевым родом. Исстари государей на Руси не избирали. Первый — самозванец Борис Годунов...
Шуйский перебил невестку:
— По первородству Шуйские превыше рода Ивана Калиты.