— Самолично мне в руки вручил.
— И каков же из себя сей человек, что царем Дмитрием и императором себя назвал?
— Каков был, таковым и остался. Нешто вы его не зрили?
— Мы нагляделись на него вдосталь. А вот ты видывал ли Расстригу, что Дмитрием назывался?
— Я в Москве не бывал. Стар я , чтобы в ратных делах во мне нужда нашлась бы.
— То, что ты стар, всякому видно. Потому и в удивление, что перед тем, как вскорости перед Всевышним предстать, на себя великий грех возлагаешь.
Андрей Голицын опять накинулся на Стародубца:
— Что с ним разговоры разговаривать? Расспросить бы с пристрастием!
— Не горячись, князь Андрей! Расскажи нашему гостю, каков из меня был Расстрига, что в Москве на царстве сидел.
— Говорить о нем одна маята. Ростом невелик, рыжеволос, нос грушей, коровьи ноздри, а еще на лице бородавка с горошину.
— Рыжеволос? — ухватился Стародубец. — И наш рыжеволос...
— И нос, как у гриба шляпка?
— Нос? — переспросил Стародубец. — Нос у него горбинкой. Лицо не грубое. Ростом он с тебя князь.
— С меня? — вскинулся Андрей Голицын. — Мне тот Дмитрий, что царствовал по злой воле дьявола, по плечо был. А что же о бородавке не сказывал?
— Не приглядывался я к бородавке.
— Врешь! Стало быть нет у него бородавки. Как на него взглянешь та бородавка сразу в глаза себя кажет.
Шуйский увещивательно молвил:
— Иные считают, что Расстрига был воистину сыном царя Ивана Васильевича. Бог с ними, но они должны признать, ежели не воруют, что под одним именем два разных человека быть не могут. Не дашь нам веры, сын боярский, из Стародуба, пройди по нашему стану. Сам найдешь тех, кто видел царя Дмитрия. Расскажи о своем. Захочешь покаяться, приходи, не захочешь, путь тебе чист на все четыре стороны.
Стародубец, пошел из шатра, провожали его недоуменные взгляды бояр. Недоумения не к Стародубцу, а к Шуйскому. Шуйский разъяснил:
— Вижу, что шкуру с него содрали бы живьем, а подумать, чего его шкура стоит? Собрался пострадать за правду, пусть и пострадает. Ныне угадано, что новый Дмитрий никто иной, как толмач, что состоял при Расстриге. Злая за ним стоит сила, с разумением сотворено. Те, кто нам заслал дьякона Григория, новый засыл задумали, а мы топчемся под этим городом
Тогда встал Михаил Скопин.
— Государь, — обратился он к Шуйскому. — Дозволь слово молвить!
— Если о приступе, так и слушать не надобно. Останемся без войска, когда Севера поднимется на нас, а за ее спиной польский король и еще незнамо кто!
— Вот и надобно с вором Ивашкой разделаться, чтобы Тула для нас не оказалась наковальней, когда король молотом на нас обрушится. Приступом крепость нам не взять, а есть розмысел. Приходил ко мне с этим розмыслом муромский хитроделец...