Пока Жар с Рыской, пораженные этой картиной, жались друг к другу, Альк ощупал место излома, хмыкнул и презрительно объявил:
– Да оно с той стороны подрублено, а потом уж надломлено!
– С той, – многозначительно выделил Сива.
– Что, мельникам в гробы положено топоры класть?
– Может, это не от топора, – наемник поежился, огляделся, – а от когтей?!
Жара внезапно осенило. Он присел на корточки, осмотрел ножки клети и разочарованно сказал:
– Да ее недавно выкапывали, глядите, земля еще слежаться не успела! Выдрали, перевернули и сделали как надо, а потом заново вкопали. На дурачка играют!
Альк быстро обошел ближайшие могилы и вернулся, пуще прежнего кривя губы.
– Похоже, тут завелись обычные гробокопатели, – уверенно заявил он. – А мельничиху пугали, чтоб не мешала им работать. Мельница же совсем рядом, из окна кое-что видно, да и слышно, наверное, когда клети ломают. Ночью звуки далеко разносятся.
– У нас в веске, если покойный снился часто, ему на могилу творожник либо монетку клали, – припомнила Рыска.
– Представляю, сколько вдова сюда перетаскала, когда он лично являться начал.
Сива смущенно кашлянул. Он-то сам, честно признаться, в беспокойников верил. А тут такая ерунда, стыдно кому рассказать. Еще и саврянина сдернул, небось теперь смеется над ним втихомолку.
– И как теперь с мельничихой объясняться? Не копать же в самом деле.
– Надо днем ее сюда привести и… Тихо! – Альк замер.
Где-то вдали, за кустами, взмыкнула корова.
– Может, на лугу за жальником пасется? – предположил Сива, разом перейдя на шепот.
В это никто не поверил. Да и наемник быстро вспомнил, что там лес.
– Хорошо б его, гада, с лопатой поймать, – зловеще сказал саврянин. – И эту лопату с особым цинизмом использовать. Так что тихо давайте.
…Могилы грабили не подряд, а по какому-то непонятному плану. То совсем неухоженную, почти сровнявшуюся с землей, расковыряют, то богатую, обкопанную и засаженную цветами, пройдя мимо десятка таких же. Порывшись в могиле, воры старались привести ее в прежний вид, но Рыска отчего-то точно знала – вон та и та. Альк тоже. И, что еще паршивей, саврянин понимал: именно с этих он бы и сам начал.
Вывод был неутешительный.
Сива вздрогнул, споткнулся, судорожно ухватился за меч:
– Ё-моё…
Остальные тоже остановились, замерли: впереди, в десяти ладонях над землей, неподвижно висело что-то белое, длинное, едва колышущееся на ветерке.
– Кто-то простынь на кол накинул, – не очень уверенно предположил Жар, и тут «простынь» встрепенулась, развела рукава и превратилась в саван. Да не просто повешенный на палку.