"Бога нет" — машинально отметил про себя Виктор и тут же понял, что агитация на трамваях действует незаметно, но эффективно.
— А теперь, улыбнулась во весь экран миловидная дикторша, — в преддверии Дня Советской Армии, вспомним, кто же подарил нашим защитникам знаменитый во всем мире автомат АКМ?
"Калашников…"
— Коробов! Конечно же, Герман Коробов! И сегодня он с нами на Звездном Вечере!
Все смешалось в доме Облонских, растерянно подумал Виктор. Как же мы теперь без Михаила Калашникова, это же наш брэнд национальный, как Кольт для Америки. Хотя все закономерно — Великой Отечественной не было, танкист Калашников, изобретатель прибора для измерения моторесурса, не попал в войска, не был ранен под Брянском, и не придумал свой первый автомат, который был тут же забракован. И еще надо было, чтобы эта первая неудача не остановила Калашникова, и он стал думать над другим автоматом, который и покорил мир…
Тем временем Коробов показал рыцарский меч, который ему прислал Хуго Шмайссер, с дарственной надписью — "Достойнейшему из соперников". В ответ Коробов пожелал, чтобы боевое оружие советских и германских конструкторов соперничало и одерживало победы только на стрельбищах и полигонах. Виктора это немного успокоило — меч от Шмайссера, это тоже не хухры-мухры. Автомат Коробова… пусть будет Коробова. Интересно, а что с Калашниковым? Такой талант ведь должен как-то пробиться.
— Дорогие друзья! Знакомый, наверное, каждому из нас композитор Оскар Фельцман и молодой поэт Андрей Вознесенский специально для нашей передачи написали песню "Первый лед", и сегодня мы ее впервые для вас представляем!
Оркестр начал блюзовое вступление, и из-за одного из столиков поднялся Николай Никитский — тот самый, который пел про пчелу и бабочку в "Зимнем вечере в Гаграх". Покачивая рукой в такт мелодии, он поднялся на эстраду и подошел к микрофону:
Мерзнет девочка в автомате,
Прячет в зябкое пальтецо
Все в слезах и губной помаде
Перемазанное лицо…
У Никитского эта песня получалась какой-то трогательной и непосредственной, без дворовой приблатненности, надрыва; незамысловая история почти детских чувств, первого обмана… Скорее, у него получился романс, чуть с оттенком жестокого, но пропитанный таким образным сопереживанием героине, что Виктор представил себе нарисованную в песне картину с яркостью видеоклипа — холод, замерзшие стекла в будке и лицо с большими, полными слез глазами.
"А разве Вознесенский написал не в 1959-м? Впрочем, более странно, что он написал точно так же. Сейчас бы еще для полного кайфа "Сиреневый туман". В исполнении Бунчикова…"