Но Кэмерон резко изменил направление вращения, зацепив левую ногу противника своей правой, чуть пониже колена, толкнул Ансари-кира левым плечом, оттесняя его в угол. Правая нога оппонента оторвалась от земли, а Кэмерон продолжал теснить его, подпрыгивая и не отпуская опорную ногу Ансари-кира до тех пор, пока тот не упал на спину, тяжело ударившись о мат.
Кэмерон помог ему встать. Они разошлись, чтобы одернуть доги и поклониться.
— Какая техника? — спросил Ансари-кир, подняв брови.
— Учи гари. Внутренний захват ногой.
Они освободили место для спарринга другим партнерам. Затем поменялись противниками.
Время шло. Солнце опускалось, пока его лучи не проникли под полог палатки, высветив пляшущие между спортсменами пылинки.
Они вернулись в палатку с закусками. Кэмерон рассматривал своих компаньонов из-за горок фруктов. На них вновь появилась охотничья одежда, а внешность продолжала претерпевать изменения. До какого предела? Какую часть их истинной природы способен воспринять он сам и все человечество?
Где была их истинная природа и где иллюзия? Или они остаются все теми же, принимая иные формы?
Кэмерон почувствовал влагу на обнаженной руке и взглянул вверх. Над ним стоял преобразившийся Ансари-кир, более не напоминавший патриция, держа в руке несколько кубиков льда. Капли холодной воды вытекали из его волосатых пальцев и падали на руку Кэмерона.
Та же вещь. В иной форме.
Обратно ехали не спеша. Лес теперь казался менее величественным, он был замусорен сухостоем и зарос колючим подлеском. С интересом, но без сочувствия Кэмерон следил за тем, как рвалась одежда охотников, превращаясь в клочья, едва прикрывавшие пятнистую кожу, покрытую беспорядочными островками меха. Но изысканная мысленная игра не прекращалась, прикрывая телесное ядро соблазнительным покровом.
Оставалось благородство мысли. Кто-то сказал когда-то: обычный человек есть Будда; иллюзия есть спасение. Глупая мысль — и мы становимся заурядными, вульгарными, тупыми. За ней следует просвещенная мысль — и мы становимся Буддой.
Ансари-кир придвинулся вплотную к Кэмерону, его лицо напоминало дикую волосатую маску. Но отчетливость и ясность мысли не исчезли.
«Я бы выразил это иначе: глупая мысль — и мы становимся просвещенными. Просвещенная мысль — и мы вновь становимся заурядными существами».
Ансари-кир пришпорил скакуна и умчался вперед. «Хватит разговоров. Просвещенность — это деятельность, а не состояние. Едем».
В кабинете Мэйнваринга царил беспорядок. Ящики стола выдвинуты, пол уставлен ними. Портьеры со стен сняты и уложены на полу между коробками. Стол Мэйнваринга бел непривычно пуст, на нем виднелся лишь голографический кубик с изображением его семьи и блокнот с исчерканными листками.