«Боже мой! — ахнула Флора Яковлевна. — Это же переложение Вольфрама фон Эшенбаха, его «Парцифаля»! Чудесно! Чудесно! Самого Эшенбаха ты еще не скоро сможешь прочесть, — заметив, что Света недовольно нахмурилась, она улыбнулась, провела ладонью сначала по плечу Светы, потом по книге. — У него очень, очень трудный язык, и я не все у него могу понять. А вот эта книга будет чрезвычайно полезна для тебя. Понимаешь, это вообще лучшая глава из истории рыцарства. На мой взгляд. Конечно, любовь Ланселота — тоже поэтично и прекрасно. Но Парцифаль — это поиски Грааля, это идея самоусовершенствования! Когда начинают говорить, что Грааль — языческий символ, рог изобилия, я возмущаюсь. Это не язычество и вообще никакого отношения к религии не имеет. Это вечная идея человека познать истину, познать самого себя!»
Вообще-то Света не поняла, почему Флора Яковлевна смешала в одну кучу поиски истины и познание самого себя. Истина — это то, к чему можно стремиться и достичь путем знания, путём долгих занятий, — так представлялось Свете. Во всяком случае, это то, что вне человека. Но вдаваться в отвлечённые рассуждения сейчас ей не хотелось. Хотелось продлить ощущение торжества, приподнятости, и она только молча кивала в ответ. У ворот они остановились. Флора, зябко кутаясь в свою старенькую, во второй раз — только при Свете — перевязанную кофту, что-то хотела добавить на прощанье (Света уловила слово Herz (сердце)), но слезы снова заблестели в глазах, она махнула рукой и пошла к себе.
Света вышла за ворота и остановилась, вспоминая, как она шла здесь в первый раз — семь лет назад. Как это было давно и как много изменилось с тех пор, и в первую очередь она сама. Ощущение торжества и победы исчезло, каким-то образом Флоре Яковлевне все-таки удалось перестроить ее. На смену прежнему состоянию пришло теплое, глубокое чувство. И у Светы впервые что-то дрогнуло внутри от неясной жалости к Флоре Яковлевне. Вспомнилось, как она в первый и последний раз говорила о погибшем муже и сыне, как она радовалась за своих детей. А ведь только Вилли у нее после армии поступил в политехнический, да и то на вечерний, чтобы днем работать. Эрика тоже устроилась к старшему брату на текстильный комбинат. Ни один из них не стал продолжать дело Флоры Яковлевны, ни один из них не знал немецкого языка так, как Света. Конечно, это и радует Флору Яковлевну.
И домой она шла все с тем же ощущением тихого счастья, которым хотелось поделиться, пусть и с родителями. Рассказать им, какими легкими показались тексты и какая трудная попалась загадка, ее и на русском-то не сразу отгадаешь. «Что всего ненасытнее?» Она вспомнила красивую надпись и печать на книге, как с чувством пожал ей руку председатель комиссии и многозначительно пожелал успехов; как с достоинством, почти как Вика, держалась Света, как спокойно протянула руку, вроде тысячу раз ей вручали награды. И вообще, хотелось сказать, как хорошо все на свете устроено, какая впереди у нее светлая и ясная дорога. Она, конечно, поступит, в этом нет никаких сомнений. И параллельно будет учить английский и французский языки. Вика права. Света способная, языки ей даются легко, и она скоро станет известным переводчиком. Много ли таких, как она?