— Где?
— Везде.
Он обнял ее за талию и, проведя сквозь хаос комнаты, слегка приподнял, чтобы усадить на край рабочего стола. Она медленно откинулась назад среди его эскизов, бумага резко заскрипела за спиной.
Закари смотрел на нее сверху, улыбался, и она сгорала от нетерпения, желая большего, как вдруг неожиданно потолок громко заскрипел. Кто-то ходил по магазину прямо у них над головами.
— Черт возьми! — Он резко отодвинулся от нее, нервно обернувшись через плечо. — Она сказала, что не придет.
Женевьева неохотно выпрямилась.
— Разве это имеет значение? Она не видит нас. Она ведь не догадывается, что я здесь.
Теперь потолок ритмично поскрипывал, Ольга, должно быть, ходила вдоль по комнате.
— Мне очень жаль. — На его лице застыло беспокойство.
— Почему ты боишься ее?
Он отрицательно покачал головой:
— Просто она заслуживает того, чтобы к ней относились с уважением.
— Она влюблена в тебя. — Женевьева соскользнула со стола. — Это каждому ясно.
Он снова покачал головой:
— Я могу позвонить тебе завтра?
— Полагаю, что да, месье Ренар. — Она чувствовала горечь.
— Женевьева. — Закари крепко обнял ее за плечи. — Мы встретимся завтра, где-нибудь в другом месте. Там, где сможем побыть вдвоем.
— Я не знаю, Паоло.
Она чувствовала его запах. Этот потрясающий лимонный аромат.
— Скажи да, — молил он.
— Да, Паоло, мы встретимся завтра.
Наверху, в магазине, Ольга сидела за конторкой, ее спина была прямой, как кочерга.
Женевьева пробормотала небрежное приветствие, пробежала мимо, но Ольга ничего не ответила и не поднялась, чтобы открыть дверь. Выходя на улицу, Женевьева обернулась. Русская все так же бесстрастно сидела за столом. В ней чувствовалась опустошенность, ее лицо казалось лицом мертвеца, лишенным чувств.
27
В тот вечер чета Шелби Кинг отправилась в театр с бостонскими знакомыми Роберта, которые заехали в Париж, путешествуя по Европе. Эти Фэншоу были, конечно, просто ужасны. Увидев их в фойе, Женевьева содрогнулась. Друсцилла нелепо суетилась с допотопным тяжелым пальто, Чарльз с маниакальным видом полировал свои очки до тех пор, пока они не засверкали так же ярко, как и его лысина. Женевьева решила убедить Роберта отправиться вместе с ними в Фоли. Там гарантировано легкое и веселое представление и всегда можно раствориться в шумном веселье, подогретом парами шампанского. Обычно в Фоли проходило великолепное шоу, американские туристы вроде этой парочки обожали его. Но Роберт вознамерился продемонстрировать свою «парижскую изысканность» и выбрал билеты на спектакль, который, как он слышал, получил редкие отзывы (хотя сам он не читал ни одного из них). Пьеса, в которой выступали двое мужчин и женщина, одетые как цирковые клоуны, говорящие между собой по-французски быстро и пылко (это было столь типично для Роберта — предположить, что пьеса будет на английском!) и разъезжающие по сцене на велосипедах.