У них была ложа, Женевьеве это нравилось, потому что она преспокойно могла разглядывать людей в зале при помощи театрального бинокля, но сегодня Друсцилла открыла для себя новое преимущество ложи, которое заключалось в том, что вокруг нет посторонних людей и можно без стеснения вопить Женевьеве на ухо.
— А что они сейчас говорят? — Друсцилла наклонялась к Женевьеве, окутывая ее плотным облаком сладчайших духов.
Мысли Женевьевы были поглощены Паоло Закари. «Я хочу его, — твердо сказала она себе. — Я изголодалась по его любви. Почему я должна ждать до завтра?»
— О чем они говорят? — снова прошипела Друсцилла.
— О… — Женевьева сосредоточилась на какое-то время на том, что происходило на сцене, пытаясь уловить обрывок диалога.
— Высокий мужчина сказал женщине, что она похожа на рыбу. А она ответила, что его мать проститутка.
Друсцилла побледнела, что стало заметно даже в полумраке зрительного зала, несмотря на толстый слой румян.
— Тогда коротышка сказал, что долгие годы знал мать долговязого и может поручиться, что она действительно была хороша в постели, и он не слышал ни одного плохого слова в ее адрес.
— Мерси! — Друсцилла обмахивалась программкой. — А вы уверены, что они говорили именно это?
— Абсолютно. — Женевьева вглядывалась в партер. Сегодня вечером там было очень много бриллиантов, декольте и плохих париков. Среди всего этого народа она насчитала не так уж много знакомых.
Друсцилла тщательно исследовала программку.
— Думаю, это вот-вот должно закончиться, но после антракта все снова пойдет своим чередом.
Женевьева попыталась улыбнуться. Кто-то в ложе на другом конце зрительного зала разглядывал ее в бинокль. Женщина. Она не могла разглядеть незнакомку, но у нее возникли смутные подозрения.
В антракте Женевьева отделалась от Роберта и четы Фэншоу под предлогом того, что ей надо припудрить носик, и отправилась в бар в поисках знакомых, с явным удовольствием ловя свое отражение в высоких зеркалах. Смелое платье от Мирбор с абсолютно открытой спиной было из тех нарядов, которые скорее подчеркивают наготу, нежели скрывают ее. Она хотела, чтобы Закари увидел ее в этом платье и его бархатных туфлях. Туфли, как жадные рты, языки, облизывающие и заглатывающие ее ступни… Она все еще чувствовала запах его кожи.
Кто-то похлопал ее по плечу. Вайолет де Фремон в платье, сияющем подобно внутренности устричной раковины, с широким жемчужным ожерельем, обвивающим шею, в изысканных туфельках цвета голубиного пера с крошечными шариками вместо каблучков, инкрустированными перламутром.