Дверь мягко открылась, она вступила в квадратную комнату, отделанную все тем же пурпурным бархатом. Дневной свет не проникал внутрь, комнату озаряли многочисленные мерцающие канделябры, установленные на расставленных у стен столиках черного дерева, среди копий журналов «Вог». Женевьева поморщилась, уловив жаркий, сладкий запах тающего воска. С потолка свисала гроздь из пяти или шести переплетенных вместе свечей, установленных в витиеватой серебряной клетке. Все это выглядело так старомодно и необычно, словно она в мгновение ока очутилась в прошлом веке.
Белый воск капал, образуя сферические узоры, неторопливо стекал на столики черного дерева и на неровный, сильно отполированный пол из темного дуба. Полосатый коврик цвета зебры в центре комнаты производил гораздо более благоприятное впечатление, привнося элемент современности в мрачноватую обстановку. Женевьева увидела пару кушеток в стиле Наполеона III, обтянутых пурпурным бархатом, и подумала, что, возможно, ей стоит присесть и подождать, пока кто-нибудь появится. Но знал ли кто-нибудь, что она здесь — ведь дверь открылась совершенно бесшумно. В магазине не оказалось звонка, чтобы позвонить и привлечь внимание.
В помещении не было туфель. Ни одной пары.
— Эй! — Голос прозвучал как-то по-особенному громко в тишине комнаты. — Bonjour? — Она увидела свое отражение в высоком серебряном зеркале в другом конце комнаты и показалась себе какой-то неуверенной, жалкой, черт побери, а ей так этого не хотелось! Несмотря на это, она была невероятно привлекательна. Под длинным пальто с отороченными беличьим мехом манжетами и воротником платье из кантонского крепа цвета копенгагенской лазури с круглым воротничком из тончайшего кремового кружева и жатым шелком, смягчающим чересчур вызывающий вырез, низкую талию опоясывал гофрированный пояс. Наряд дополняла шляпка «колокол» из китайского крепа со слегка загнутыми полями, а на ногах красовались туфли Глории Свенсон с уже известными нам смелыми спиралевидными каблучками. Несомненно, даже такой искушенный представитель элиты, как Закари, был бы впечатлен.
— Чем я могу вам помочь?
Женевьева резко обернулась, ужаснувшись тому, что кто-то смог застукать, как она восхищается собой. Одна рука инстинктивно потянулась к горлу в попытке защититься, но тут она заметила стройную, элегантную женщину лет сорока, с чистыми голубыми глазами и длинными волосами, собранными в шиньон. Ее волосы были примечательны своим неопределенным оттенком — ни светлые, ни седые, ни темные, ни серые, но сочетающие все вышеперечисленное, словно переливающиеся и изменяющиеся в прическе. В мерцающем пламени свечей они казались золотистыми, но стоило отступить в тень, они тут же превращались в сияющую, холодную сталь.