— Меня беспокоит не платье, — заметила Женевьева. — Все дело в туфлях.
— Женевьева, дорогая, — Поль Пуаре закусил губу, — вам как нельзя лучше подойдет пара от Перуджи.
— Да, — откликнулась Женевьева, — они, несомненно, подойдут.
Это были золотые бальные туфельки из лайковой кожи. Каблучки в стиле Луи и вышитые языки пламени из оранжевого бархата. Не так давно Женевьева с великим удовольствием отправилась бы на свой праздник в туфлях от Перуджи. Но это было до того, как она увидела туфли Вайолет де Фремон от Закари.
Когда примерка закончилась и вконец обессиленный Пуаре заковылял прочь, Лулу отослала девушку с булавками и сама зашла за ширму, чтобы помочь Женевьеве снять платье.
— Он все испортил, — стонала Женевьева, пока Лулу сражалась с застежками. — И как я могу чувствовать себя счастливой сегодня вечером без туфелек от Закари? Лучше бы я никогда не встречала этого проклятого сапожника!
— Вот, возьми. — Лулу достала бутылку водки и сунула ей в руки. — Это проверенное лекарство.
— Лулу!
— Тебе ни за что не пережить сегодняшний день достойно без этого чудодейственного средства. Так же, как и мне. Давай, выпей немного и перестань волноваться. Все будет хорошо.
Женевьева со вздохом взяла бутылку.
— Ох, Лулу, ты ведь не знаешь и половины всего, что произошло.
— Половины чего? — Лулу нахмурилась.
Казалось, Женевьева собиралась открыть ей какой-то секрет, но затем, похоже, передумала.
— Ничего, не обращай внимания. Не сомневаюсь в том, что ты права. Все действительно будет хорошо.
Часы в холле пробили восемь. Роберт вместе с Пьером ждали ее на улице в «бентли». Завели мотор, Женевьева явственно слышала доносящееся снаружи урчание автомобиля. Сидя за туалетным столиком, она приглаживала по-новому завитую прическу, поправляла шарф, пыталась радоваться золотым туфелькам из лайковой кожи.
Туфли графини — удивительные слои тончайшей паутины, невесомого серебряного кружева, притягивающие взгляд своим изяществом… Они могли рассыпаться в прах, стоило коснуться их, рассеяться, как колдовские чары…
Снаружи прозвучал клаксон.
И тут она вспомнила о еще одной проблеме. Гай Монтерей и его череп. Она сильно нервничала всю неделю после их последней встречи в «Койоте». Часто на улице, слыша за спиной приближающиеся шаги, представляла, что кто-то преследует ее. Она пыталась отогнать навязчивые страхи, напоминала себе, что Монтерей — всего лишь поэт и дамский угодник. Он обожал игру, а она сама позволила втянуть себя в авантюру. Все это не более чем игра. Пройдет время, и все забудется.
Но на всякий случай решила предупредить привратников, стоящих у дверей особняка Дюваля, чтобы его не впускали.