– Смотри, куда прешь, – лаконично прокомментировал Зеленый. – Унылая из вас команда, честное слово.
Он подозвал ежащегося от ночной прохлады Лёвку и велел ему идти дежурить на нос. – Корму не прикрытой оставим? – спросил парень.
– Я там лягу. Вполглаза буду за тылом следить. – Зеленый подхватил рюкзак, арбалет н потопал из рубки. Бросил через плечо: – Минор, па развилках забирай левей. Ход не меняй. Перед рассветом будем проплывать Припять. Когда увидишь – меня буди.
Я угукнул вслед. Голова была тяжелая, пары часов сна явно не хватало, чтобы снять дневное утомление. Во рту чувствовался металлический привкус – дрых без маски, наглотался дерьма всякого. Да и фильтры пора менять. Только где из взять, фильтры запасные? Чешем незнамо куда, как стая слепых псов, почуявших запах свежатины. Тошно.
Лейка собрался идти на носовую часть судна, но к позвал: – Постой-ка.
Он обернулся не сразу. Постоял в дверном проходе, передернул плечами, поправил перчатки. – Что?
– Разговор есть. – Слушаю.
– Сваргань для начала чайку, чтоб бодрости добавить.
– Извини, не могу. Я электрочайник потерял, примус забыл, а кипятильник сломал.
Я помолчал, поболтал вхолостую баранкой, но все же снизошел до короткой усмешки. – Шутка засчитана. – Хорошо. Пойду дежурить.
– Стоп, умник. А теперь налей в кружки чистой водички, поставь их на кожух двигла, а когда водичка закипит – всыпь в нее заварку.
Он не удивился моей сообразительности. Ответил просто и без выпендрёжа: – Понял.
Я оторвал взгляд от блуждающего по воде пятна прожектора и посмотрел на парня. Он стоял и исподлобья глядел на меня, словно ждал чего-то. Лицо утопало в густой тени, бликовали стекла маски. Мне до лампады, что за мыслишки шуршат в этой темной головушке, но насчет угольников правду я узнаю.
– Главное, – медленно, выверяя каждое слово, произнес я, внимательно следя за его руками, – когда поставишь кружки на кожух, придерживай их. Двигатель трясется, вода расплескаться может попусту. Перчатки у тебя крепкие, никаких прихваток не надо.
Лёвка не пошевелился, не вздрогнул. Он только невольно сунул руки в карманы комбеза, будто хотел спрятать то, что в них держал.
Только вот я прекрасно видел: ладони у него были пусты.
Парень машинально спрятал сами руки. Испуг? Вряд ли. Тут что-то еще… Это скорее – дискомфорт. Такая реакция бывает, когда в присутствии больного человека внезапно упоминаешь о проблемной части тела. Или нечаянно касаешься уродства, которого он стесняется. Я понял, что меня так напрягало весь прошедший день. Лёвка ни разу не снял свои прочные перчатки. Выбираясь из говнопечки Фоллена, он сильно содрал ладони – по предплечью кровь текла, – но парень даже не посмотрел на ссадины. Ни сразу, ни позже. Дальше – больше. Когда Лёвка показывал свой вывихнутый локоть, ему, помнится, пришлось засучить рукав. Это довольно точная манипуляция, и совершать ее в перчатке – крайне неудобно. Не снял. Затем еще были моменты. Перезаряжал оружие, вскрывал консервы, ел…