А может ну её, эту освободительную борьбу. К тому же крестьяне порой воспринимают своего барина как некоего третейского судью и защиту от чиновничьего произвола. Другими словами, кроме прав, у помещика ещё и полным-полно обязанностей.
Нет, пусть меня обличают прямолинейные как улицы Питера потомки, бичуют как крепостника и полного морального урода, но я побуду в роли барина, а там увидим. Понятно, что по мере возможностей постараюсь облегчить жизни людей, но от широких жестов воздержусь. Пока воздержусь.
Можно было появиться в деревне с урядником и барабанным боем, согнать всех обывателей и зачитать им указ о новом барине, но я решил нанести внезапный визит, без особого переполоха. У агеевцев и без меня проблем по горло, пускай мирно трудятся. Вот и мои владения.
Мы въёхали в деревню, довольно большую, дворов в сорок. Зеленоватая речушка с берегами, покрытыми камышом, делила её на две неравных половины, соединённых дощатым мостом, потемневшим от старости. Над крышами курился дымок, пахло готовившейся едой. Людей на улице не было, не считая двух крохотных босоногих девчушек в платках и длинных рубахах. Они подгоняли прутьями гусей, едва ли не с них ростом. Птицы шипели и угрожающе вытягивали шею, но малышки попались не из пугливых.
Возок поравнялся с крайним домом, добротным, срубленным, скорее всего из сосны — зря что ли поблизости произрастает шикарный сосновый бор. Наверняка все стройматериалы оттуда родом. Законным или незаконным образом, это пока неважно.
Я велел кучеру остановиться. За плетнём громко залаяла собака. На шум вышел бородатый мужик с сердитым лицом. Увидев на мне мундир, испугался, заломил колпак, низко поклонился, едва не пробороздив длинными как у женщины патлами землю.
— Здравствуй, барин.
— И тебе наше с кисточкой. Скажи, кто тут в деревне главный?
— Староста у нас, он же и бурмистр, Пантелей Уклейкин. До него приехали? — тоскливо спросил он.
От военных здесь, как и в прочих деревнях не привыкли ждать хорошего. Армейские команды изыскивали недоимки, устраивали правёж и разоряли крестьян ничуть не хуже монголов, как справедливо заметил Ключевский. И пусть нас с Кирюхой двое, вдруг мы всего лишь предвестники бури, за которыми скоро потянется взвод наглых и безжалостных солдат?
— До него тоже, — согласился я. — Помещик я ваш новый. Дитрих фон Гофен, поручик лейб-гвардии Измайловского полка.
Последнее почти наверняка было лишним, но я хотел раз и навсегда положить конец догадкам, заодно и придать своей персоне чуть больше значительности.
Мужик задумчиво почесал затылок, не зная как реагировать на это известие. Баре всякие бывают, и чего от меня ожидать мирным агеевским обывателям пока неясно. Деревня успела недолго побыть под короной, жизнь стабилизировалась, устаканилась, как сказали бы мои дружки из прошлого, а тут вновь непонятные перемены. Да ещё и немецкая фамилия у нового правообладателя, а с чужеземцами наш народ привык ассоциировать только плохое. Во всяком случае, традиционно во всех бедах у нас были виноваты три вещи: дураки, дороги и иностранцы.