— У вас такие ученики были, что галерею славы можно составить, любимчиков вы отличали?
— Нет. Знаешь, это все равно как дети, которые за четыре года становятся твоими. А они бывают и шаловливые, и плаксивые, и веселые, и талантливые — но все равно дети. Известных имен среди моих учеников действительно много — Миронов, Демидова, Пороховщиков, Гундарева. Все солидные люди. У меня есть выпускники, которым за шестьдесят, потому что я начал рано преподавать, с 1957 года. Сначала мне предложили вести сцендвижение и фехтование, которыми я когда-то хорошо владел, хотя сейчас это трудно представить. Затем начал делать какие-то драматические отрывочки и… втянулся. Помню, как-то, когда я занимался со вторым курсом и дело дошло до Мейерхольда, одна из моих студенток (сейчас она заметная актриса) попросила: «Александр Анатольевич, расскажите, пожалуйста, о своей встрече с Мейерхольдом». Кстати, потом Горин вставил этот эпизод в спектакль «Счастливцев-Несчастливцев», который мы играем с Михаилом Михайловичем. А тогда я подумал: На сколько же я выгляжу?! Оказывается, все так перемешалось, что уже непонятно, где, что и когда происходило. С тем же Державиным мы встретились в первой половине прошлого века, ужас какой-то.
— Не надоели еще друг другу?
— Ну, все зависит от того, как взаимоотношаться. Ведь это только ощущение, что мы круглые сутки вместе существуем, даже поговаривают, не зачинатели ли мы ныне модной ориентации. Но когда мы начинали, она еще была подсудна. У Зиновия Гердта как-то спросили: «Скажите, а Ширвиндт тоже гомосексуалист?» Зиновий Ефимович ответил: «Патологический. Он любит только баб». Так вот если говорить об эстраде прежней поры, то там сложились замечательные пары: Миронова и Менакер, Миров и Новицкий, Тарапунька и Штепсель. Масса пар, которые постоянно были вместе. Мы другое дело. У нас все-таки разные семьи и рабочие графики, но обывательское ощущение такое, будто мы срослись пуповинами.
— Учитывая, что родились вы в одном роддоме, образ подходящий.
— Да, в роддоме имени Грауэрмана. Это знаменитый дом, который находился рядом с рестораном Прага. Когда еще не существовало этой «вставной челюсти» Москвы, Калининского проспекта, ныне Нового Арбата, там была Собачья площадка, потом Малая Молчановка, на стыке с Поварской — дровяной склад, где мы перед войной воровали дрова, а напротив стоял огромный роддом Грауэрмана, где появилось на свет очень много симпатичных людей. Когда построили Калининский проспект, его решили выселить, и нам звонил главный врач, с тем чтоб спасать роддом. Мы ходили в инстанции, рассказывали, что в нем родились Булат Окуджава, Марк Захаров, Андрей Миронов, масса других знаменитостей. Все возмущались, как можно сносить такой уютный дом, но чиновники нашли аргумент, что роженицам шумно рожать. Они, видимо, знали, что рожать надо в тишине. А поскольку мы оказались не очень опытными гинекологами, то не нашлись с доводами: раз так, тогда все. И этот роддом кончился. Мемориальной доски там нет, наверное, сами в складчину будем делать.