«Да ведь это Кленова!» — вспомнил он фотографию Жанны Велемировны, которую разослали вместе с ориентировкой для поисков беглянки.
— Нравится картина? — спросила незаметно вошедшая хозяйка.
— Очень, — признался Латынис.
— Слава говорит, это лучшее из того, что он когда-либо рисовал. — Старуха судорожно вздохнула. — Последний его взлет... Больше к кисти не прикасался. Да и как работать, когда руки ходуном ходят!
Урусова посадила внука за стол, дала ему карандаш и лист бумаги. Левушка начал что-то рисовать, мурлыча себе под нос.
— На чем я остановилась? — Хозяйка села на прежнее место.
— Ушла сноха... Сын стал выпивать еще больше, — напомнил Латынис.
— Да, — кивнула старуха. — И вдруг ни с того ни с сего перестал. Вернее, принимал, но самую малость... Купил костюм, по вечерам исчезал куда-то... Я ничего не спрашиваю... Мы вообще о его сердечных делах никогда не говорили... Однажды заявляет: женюсь, мама. Я поинтересовалась, кто эта женщина. Говорит, очень хорошая женщина, бывшая балерина, теперь в Доме культуры ведет кружок танцев. Из себя красивая, только старше... Думаю: ничего, что старше, если сумеет заставить Славу бросить пить, то молиться на нее буду... Спросила, как она насчет вина. Слава говорит, что сама ни-ни и ему запрещает. Рассказал, что познакомился, когда ремонтировал ее квартиру. Он Жанне сразу приглянулся... Ну что ж, говорю, если ты решил, я противиться не буду. Пригласи в гости, познакомь... Он почему-то смутился. Но на следующий день привел... Тут я сразу и поняла, почему Слава был в смущении. — Урусова показала на живот.
— В положении была? — уточнил Латынис.
— На седьмом месяце... А что красивая — ничего не скажешь! Глаз не оторвешь. Даже в положении... Я, конечно, пирогов напекла, варенье разное выставила. Сидим, разговариваем. Вдруг замечаю, что она как-то подозрительно смотрит на меня, с опаской. Не знаю уж, куда глаза девать... Слава вышел зачем-то на кухню, а Жанна вдруг спрашивает: ты, мол, смерти моей хочешь?.. Я так и застыла... А она на стену пальцем тычет, говорит: уберите его, уберите... Кого, спрашиваю? Паука... Поглядела я, никакого-такого паука и в помине нет... Стала ее успокаивать, слова ласковые говорить... Вернулся сын, и Жанна переменилась. Стала веселой, разговорчивой... Потом Слава пошел провожать ее. А я все в толк не возьму, почему она на меня так смотрела, почему про смерть спросила. Да и паук... Решила, что у нее это на почве беременности. У женщин в это время бывают иногда завихрения. Потом и вовсе забыла... Поженились они, жить к нам переехали. И вот вскоре замечаю я, что со снохой опять что-то неладное творится. То веселая, то вдруг замкнется в себе, ни с кем не разговаривает. Шарахается от каждого громкого слова, звука... Левушка, бывало, искричится весь, а она и не подойдет даже. Я намекнула Славе, что жена его, мол, как бы не в себе. А он... В общем, послал меня подальше. Хотя вижу, он и сам понял, что влип... Конечно, вся ее ненормальность прежде всего на мужа вылилась... Он снова стал прикладываться. А вскоре загудел, как говорится, по-черному...