«Кто бы это мог быть?» — подумал Баулин.
Страх, который ощутил он сегодня утром там, на речке, снова охватил его. «Неужто опять они?..»
Евгений Тимурович невольно прислонился к стене, спрятавшись от тех, кто пробрался в его двор отнюдь не с добрыми намерениями. Ему вспомнился рассказ Соловейчик о трагедии, происшедшей по вине этой несчастной женщины. А в конце рабочего дня Людмила Иосифовна взволнованно сообщила главврачу, что Кленова не являлась ни на обед, ни на ужин. И вообще ее не видели в клинике с утра.
— Еще философией занимается! — раздался с улицы голос Рогожина. — А что он понимает в добре и зле?..
Главный зоотехник произнес это злобно, с язвительной интонацией.
— Он любит только себя, свою дочь! — вторил Рогожину женский голос. — А жизни других совсем не ценит! Спросите моих детей...
Но голос этот принадлежал не Кленовой и был Евгению Тимуровичу очень знаком. Голос, от которого он просыпался по ночам, когда ему снились кошмары...
Профессор дотянулся до настольной лампы, нажал кнопку выключателя. Свет в комнате погас. Евгений Тимурович осторожно, одним глазом посмотрел из-за оконного косяка на улицу.
Волосы встали дыбом — совсем рядом с домом стояла Гридасова. Но, помимо нее, Кленовой и Рогозина, в саду находился еще кто-то. И кажется, это были женщины.
Баулин отпрянул от окна.
— Безжалостный, алчный человек! — донеслось снаружи.
— Ему нет места среди живых! — зловещим шепотом, однако совершенно отчетливо проговорила Гридасова.
— В тюрьму его! — прозвенел высокий девичий голосок.
На сей раз Евгений Тимурович не мог предположить даже отдаленно, кто это.
«Может быть, позвонить в милицию, сообщить? — промелькнуло в голове профессора. — Нет, ни в коем случае!»
Евгений Тимурович, пригнувшись, чтобы его не было видно из окна, выбрался из кабинета. На цыпочках, тихо, совсем тихо прошел в прихожую, проверил запоры — дверь была закрыта на ключ и задвижку. Затем он ощупью поднялся на второй этаж, в спальню. Закрыл дверь на замок. Не зажигая огня, добрался до постели и залез в нее, укрывшись с головой пледом.
Его била дрожь. Некоторое время он лежал, боясь высунуться. С улицы — ни звука.
Сколько так пролежал в постели, он не помнит. Голоса больше не слышались. Бешено колотилось сердце, казалось, оно вот-вот выскочит из груди.
«Надо выпить настой валерианки, — подумал профессор. — Снимет тахикардию».
Но флакон находился в аптечке на кухне.
Евгений Тимурович подождал. Сердце не успокаивалось. Тогда он, все еще боясь зажигать свет, стараясь не шуметь, спустился вниз. Электрический фонарик лежал на привычном месте. Баулин отыскал настойку, дрожащей рукой накапал нужное количество и выпил. Присел на табурет. Минут через пять тахикардия прекратилась. Он забылся, облокотившись на стол.