* * *
Погоню формально возглавляли князья Андрей и Константин Дмитриевичи, а реально — боярин Иван Всеволжский. Воинских способностей этот политик не проявил. Рати, дойдя до Нижнего Новгорода и не настигнув татар, по его совету повернули обратно (он убедил прочих начальников, что задача выполнена — татары вытеснены).
К счастью для захваченного татарами полона так думали далеко не все в московском войске. Младшими воеводами шли с ратью стародубский князь Федор Давыдович Пестрый и боярин Федор Константинович Добрынский. Они-то и решили не подчиниться решению старших воевод. "Заводилой" оказался Федор Пестрый. Князь он был только по названию — Стародубские князья уже давно жили не землей, а службой Москве.
В таких "потомственных" служилых семьях часто рождаются талантливые (как минимум — преданные!) полководцы, для которых смыслом жизни является служба сама по себе, а связанные с ней блага и доходы как бы отступают на второй план. Иван Дмитриевич Всеволжский, придворный политик и дипломат, Федора попросту злил. Его взгляды соответствовали взглядам наиболее боеспособных отрядов московского войска и встречали полное понимание у амазонок.
Вообще, те амазонки выделялись редкостным желанием боя. При крайне агрессивном Палаче это в глаза не бросалась (он и так часто водил их в бой), но в мирное правление молодого Игоря Четвертого амазонки начали лезть в каждый бой. Позже это явление прекратилось — число наиболее бешеных девушек не изменилось, но они были "размыты" более "адекватными" бойцами. В этот же период среди них большинство все еще составляли отчаянные девчонки, пришедшие в корпус добровольно — причем не ради карьеры, а ради образа жизни.
Пока передовые части русской армии устраивались в городе, два Федора и составили свой "заговор". Уходили в ночь, втайне от воевод. Бойцы ежились, на холоде пробирала дрожь. Но Федора Пестрого слушались — был популярен у воинов.
В этот момент задние всадники заметили, что за ними идет еще один отряд. Вскоре их нагнали четыре сотни амазонок (конный отряд находившийся в Сестрорецке и сразу посланный Игорем Четвертым на помощь — другие отряды язычников подойти не успевали).
Тут-то Пестрому и сообщили, что еще один языческий отряд должен был выступить из Тальты на перехват татарского каравана.
Кони шли на рыси. Широкий след, протопанный полоном, становился все свежее. Все чаще начинали попадаться трупы людей, частью умерших от стужи, частью потерявших силы и прирезанных татарами.
Разбойную рать нагнали уже близ Казани, незадолго перед этим установив связь с Тальтским отрядом. Ободрившиеся ратные, пришпорив измотанных коней и выдирая клинки, кинулись в сечу. Татары бежали, теряя полон, рассыпались в панике, не оказывая серьезного сопротивления, хоть их и было намного больше. Но они, совершив дальний поход, возвращались и уже стремились только бы достичь дома, а русские воины, ведая, что им или победить, или умереть (покажи слабость когда врагов впятеро больше, тут и конец сразу!), рвались вперед безоглядно.