— Чего? — вытаращился святой отец. — Он же… он же не одет! Что, меня не позвать было? Экое нецеломудрие, порицания достойное, а? А ну-ка читай тридцать раз «Ave Maria» и десять раз «Pater»!
Наложив на духовную дочь сию епитимью, которую она приняла, как и полагается, со смирением, разбушевавшийся монах, потрясая замусоленным перстом, отправился к Гунтеру. Сигню только глазами его проводила, заключив, что приступ религиозного рвения сегодня что-то на редкость силён. Этак если каждую ночь ему Один являться будет, всё, упаси Господь, помешательством кончится.
— Как тебя перевязали? — язвительным голосом осведомился отец Целестин у Гунтера, возлежавшего на прежнем месте в позе римского патриция. Вокруг валялись птичьи косточки — на еду для германца Сигню не поскупилась.
— Особой надобности в том не было, но скажу, что руки у девицы той куда как ласковей твоих будут. Ты же так вчера затянул, что я думал, за ночь нога отсохнет, да и ещё кое-что в придачу.
— У тебя отсохнет! — Но тут лекарь поборол в святом отце священника, и он заставил себя не пререкаться попусту с дикарём. Не слушая возмущённой ругани Гунтера, монах содрал повязку, дабы осмотреть рану. Не такая уж она и глубокая, как вчера показалось.
— Встать можешь?
— Наверно, может… — последовал ответ, — если оставишь меня в покое и не будешь больше лезть со своими тряпками.
Отец Целестин только сплюнул.
— Ну знаешь ли…
— А ну, покажите-ка мне его, — громыхнул за спиной монаха густой бас.
Обернувшись, он увидел Эрика, разглядывавшего Гунтера со странным интересом.
— Скажи-ка, парень, у тебя зубы все на месте? А то и не продать тебя будет, беззубого-то. — Эрик нагнулся и схватил своей ручищей германца за подбородок, пытаясь заглянуть ему в рот. Ответ был получен немедленно — быстрое движение руки, и Эрик покатился по настилу, а его островерхий шлем, сорвавшись с головы, вылетел за борт.
— Да я тебя, тварь такую… — заревел норманн, хватаясь за топор, но монах решительно загородил ему дорогу:
— Уймись! Чего ты хочешь?
— А того!! — брызгая слюной и размазывая по усам кровь, хлынувшую из носа, заорал дружинник. — Взял его я, и теперь он по закону мой раб, и сделать я с этим сыном Хель могу что пожелаю! Хочу — продам, а хочу — сейчас на корм рыбам выкину!
Отец Целестин хотел было попытаться как-нибудь утихомирить разъярённого Эрика и не доводить дело до серьёзной ссоры, но тут Гунтер поднялся на ноги и бросил в лицо норманну такие слова, что у Эрика волосы дыбом встали и едва косица на бороде не расплелась.
— Дай-ка мне меч, что ли? — совершенно деревянным голосом сказал Гунтер монаху, пока Эрик приходил в себя.